— А что, жених так страшен, что вы предпочитаете удрать в неизвестность, лишь бы не идти с ним в храм?
Похоже, пользы от данного типа никакой, только и умеет, что болтать. Но поболтать можно и в другом месте. Если продолжу стоять, то меня найдут почти там, где я спустилась из окна, и второй раз удрать мне не дадут. Поэтому я всё-таки двинулась вперёд, но так как тип пристроился рядом и смотрел в ожидании, пришлось ответить:
— Понятия не имею. Я его не видела и про него ровным счётом ничего не знаю. Согласитесь, что это достаточная причина не хотеть за него выходить?
— А как зовут жениха, вы тоже не знаете?
— Граф Нагейт, — ответила я.
— Не так уж он и страшен, — хохотнул мой собеседник.
— Только не говорите, что это вы.
— Я? О нет, что вы. — Он рассмеялся, заблестев белоснежными зубами, казалось, на всю улицу. — Нет мне прощения, я не представился. Маркиз де Гренина, граф Дарок, но для вас просто Диего, прекраснейшая.
Я уверенно двигалась в сторону, противоположную центральной площади, но пока не заметила ничего похожего на лавку, в которой можно было бы обменять своё платье на деньги и что–то попроще. Зато на улице прибавилось прохожих, которые с интересом пялились на нас, но подходить не рисковали.
— Тогда он ваш старший брат? — предположила я.
— Всего лишь хороший знакомый отца.
— Знакомый отца? И какой мне толк от мужа, из которого уже сыплется песок?
— Не преувеличивайте, Эстефания. Могу я вас так называть? — После моего кивка он продолжил: — Графу Нагейту до посыпания дорожек ещё далеко. Ему всего лишь тридцать семь.
— Тридцать семь? — с ужасом, которого я не испытывала, но должна была испытывать Эстефания, воскликнула я. — Да он ещё старше короля!
— Вы так говорите, словно Его Величеству пора на кладбище, — ехидно отозвался Диего.
— На кладбище, может, и не пора, но уютное место под могилку присматривать стоит. Подданные, знаете ли, так и норовят похоронить где попало, а покойникам нужно уединение. И возраст у него уже такой, что стоит подумать о вечном. Заказать усыпальницу на свой вкус, а не на вкус наследников.
— Не нравится вам наш король, Эстефания?
— А вам бы понравился тот, кто собрался без вины отрубить вам голову?
— Так уж без вины?
— Я его не травила — уверенно ответила я. — Кроме меня, там ещё предостаточно подозреваемых. Во дворце толпа слуг. А фрейлины, которые при королеве матери? Так почему я? Как самая удобная? Раз — и с Эрилейскими покончено одним взмахом топора. Не этого ли добивался Его Величество?
Диего выглядел не возмущённым моей непочтительностью к монарху, а удивлённым. Как сразу же выяснилось, у него были на то основания.
— Ни слуги, ни фрейлины, ни вообще все, кто постоянно допущен ко дворцу, не могут навредить королю. Они же под клятвой. Неужели вы это забыли, Эстефания?
— Это прямо они не могут. А оставить где-то яд — вполне.
— Вы ещё скажите, что Теодоро Второй взял этот яд и отравил себя сам?
— А почему нет? Он же не отравился? — невозмутимо ответила я.
Странное дело, клятва помешала мерзкому Бласкесу отравить короля лично, но не помешало подсунуть яд мне. Конечно, существовал вариант, что он действовал в сговоре с королём и его целью было как раз устранение последней герцогини Эрилейской. Но мне показалось, что наш блистательный король был уверен, что именно я на него покушалась. Хотя за столько лет он мог научиться безупречному лицедейству.
— Да с вами страшно разговаривать. Того и гляди, обвинят в государственной измене, — заметил Диего.
— Так и не разговаривайте. Укажите, где я могу продать это платье и купить другое, — и можете быть свободны, — я величаво кивнула, надеясь, что таким поведением честь герцогов Эрилейских не опозорю.
Правда, если верить блистательному величеству, чести этой не так чтобы уж было очень много — слишком уж характерный пассаж про запятнанность. Но в памяти ничего подобного не находилось, там предки Эстефании сияли, словно бриллианты в королевской короне.
— То есть вы точно намерены бежать? — удивился Диего. — Но куда?
— Не знаю, пока не решила. Главное, подальше отсюда.
Эстефания могла посоветоваться только с тётей. Я же… На меня внезапно нахлынуло осознание того, что я никогда больше не увижу близких людей: маму, сестру с племяшкой и двух замечательнейших подруг, которых мне подарила судьба — Карину и Аню. Отец умер год назад, и на его могилу я тоже больше никогда не приду. Разве что Эстефания, если поймёт, насколько важным было это место для меня…
— Эй, что случилось? — испуганно подскочил ко мне Диего. — Эстефания, только падать в обморок не надо, ладно?