— Ты откуда и куда? — спросил Жернаков.
— Да вот… Помнишь, встретились мы с тобой в больнице? С этого все и началось. Здоровье, то се… Фурункулы какие-то пошли. А! — думаю, — провались все пропадом, пора закругляться. Годы-то бегут.
— Какие годы? Ты еще молодцом!
— Да ну, молодцом! Пятьдесят пять настукало, пенсию схлопотал, жена всю плешь переела — поедем да поедем! Ну, поехали на Кубань, хату купили — дворец! Погреб, службы всякие, виноградник — по три бочки стоведерных вина надавить можно. Устроился, кобеля завел. Ни хрена не получается! Почему? Может, какие изменения в организме за эти годы произошли? Читаю, например, газету: в газете про уборку говорится, про хлеба. Понимаю, важное это дело. А только все заглядываю: как путина идет или, скажем, как с золотом, чего нового разведали? Ничего про это нет. Опять же — фамилии незнакомые. Раньше, бывало, откроешь газету: вот он! Петров или там Иванов, все свои. Одного ругают, другого хвалят… Понимаешь, какая петрушка получается? В чужом доме живу, новости вроде новостями, а не для меня!
Жернаков рассмеялся:
— Ты бы нашу газету выписывал.
— Да ну! Легче самому приехать. Я вот, знаешь, сейчас вспоминаю: молодые мы ехали, холостые — ну, не считая тебя. В тайгу ехали, к черту, можно сказать, на кулички, героями себя считали. Нарасхват шли, помнишь? Сманивали нас начальники друг у друга: умеешь лопату держать — ценный работник… Теперь — шалишь. Теперь специалисты нужны. Я вот племянника привез, токарем он может, руки у него толковые. Ты бы не поспособствовал?
— А чего же? — согласился Жернаков. — Приводи. Мне как раз человек нужен. Молодой. Чтобы у него своих вредных привычек не было, чтобы свои ему передать.
— Шутишь ты все, Жернаков, годы тебя не берут. А если еще и девчонку Пристроить, не получится? Племянница тоже со мной увязалась. Быстрая девчонка, самостоятельная.
— Да ты, смотрю, как вербовщик хороший, всю родню прихватил. Что она умеет?
— Она-то? Да она пока ничего не умеет. Электростанцию, понимаешь, строить приехала. В газетах прочитала. Я приведу? Ну, спасибо! Я ведь и сам у вас на заводе работать буду. Шофером на конторскую машину зачислили. По-стариковски сгодится.
— Понятно, — сказал Жернаков. — Вместо Паши Вершинина.
— Я не знаю. Ну, может, зайдем куда? Новое мое местожительство отметим.
— Не могу, Сергей. У меня нынче дело ответственное. Вот мой дом, квартира на втором этаже, сразу налево. В любое время заходи, посидим, поговорим. «Джурма» — все-таки эпоха, можно сказать.
— Вот и я про то. Овцы-то передохли! — снова, как много лет назад, рассмеялся он. — Передохли, недотепы. А мы живем! Ну, бывай, пойду хозяйство принимать.
— Сергей Алексеевич, — сказала архивариус Фимочка, — накурили вы тут до невозможности, прямо хоть святых выноси. Разве можно так? — И застеснялась: все-таки Кулешов! — Я ведь о вашем здоровье думаю.
— Да-да, конечно. Вы уж извините, я на лестницу выйду.
Он вышел на лестницу, присел возле ящика с песком, усмехнулся: «Видал, какая персона! Другого бы за такие художества из архива в три шеи вытолкали, а о тебе еще беспокоятся: как бы легкие не испортил. И ты принимаешь это как должное».
Ах ты черт! Шуточки шуточками, только как же это все получилось? Когда он впервые почувствовал, что становится спокойным или, лучше сказать, просто-напросто равнодушным? Да никогда он этого не чувствовал, потому что очень уж пологой была эта его дорога — ни ухабов, ни кюветов, ни разу не встряхнуло его — откуда же было почувствовать?
Вот сидит он сейчас в архиве, роется в газетных материалах и то и дело натыкается на Кулешова. На Кулешова десятилетней давности, который ему приятен, и на Кулешова сегодняшнего, в больших роговых очках с какими-то новыми, странными, очень удобными для ежедневного пользования стеклами: они обладают избирательной способностью пропускать только то, что не требует избытка душевных сил и ложится на бумагу само по себе. Он когда-то читал у Светлова: «…для того, чтобы писать: раньше люди жили плохо, теперь живут хорошо — головы не надо. Вполне достаточно авторучки». Читал и улыбался. Теперь вот не смешно.
Только что попался ему на глаза старый его материал о Дмитрии Голованове, отличном в свое время бульдозеристе, бригадире, который первый в области доказал целесообразность комплексной организации труда. Но не об этом пришлось тогда писать. Случилась с Головановым беда. Стали его повышать, выдвигать, на курсы послали, талант в нем организаторский заметили, и вот он уже начальник карьера, потом — участка, потом, совсем уж неожиданно, — директор только что открытого на Чукотке прииска. И никого почему-то на первых порах не смутило, что образования у него всего-навсего пять классов; никого не смутило, что это не двадцатые годы, когда от нужды и на такое пойти можно было. А потом — крах. Стал прииск на глазах разваливаться.