Как только отряд пересек границу и ступил на земли Маккейбов, один из воинов издал громкий гортанный клич. По холмам раз неслось эхо, а где-то вдалеке его подхватили и повторили невидимые часовые. Скоро вождь клана узнает о возвращении сына.
Мейрин нервно дернула поводья, а Криспен едва не свалился с седла от нетерпения.
— Послушай, девочка! Если не оставишь лошадь в покое, то скоро вернешься туда, откуда убежала.
Мейрин виновато взглянула на Аларика; великан ехал рядом, по правую руку. Хотя замечание и прозвучало шутливо, видит Бог, воин внушал далеко не шуточный страх. Почему-то особенно ее пугали длинные взлохмаченные волосы и свисающие по обе стороны лица причудливые косички.
Очнувшись в крепких объятиях Аларика, Мейрин первым делом попыталась освободиться и бросилась в бой. Если бы не спокойная сила всадника, наверняка упала бы под копыта. Маккейбу пришлось остановиться, спустить своих седоков на землю и самым тщательным образом выяснить положение дел.
Девчонка оказалась на редкость упрямой, к тому же ее преданно поддерживал Криспен. Заранее сговорившись, оба с самого начала наотрез отказались отвечать на любые вопросы и теперь молчали, словно воды в рот набрали.
О, Аларик бушевал и размахивал руками! В сердцах даже пригрозил придушить обоих, однако испугать сообщников оказалось непросто. В конце концов, прежде чем продолжить путь, разгневанный воин отвел душу в яростных проклятиях в адрес непокорных женщин и непослушных детей.
Он настоял, чтобы незнакомка проехала вместе с ним еще хотя бы день, и доходчиво объяснил, что в ее состоянии толково управлять лошадью все равно невозможно, а оскорблять гордое животное нелепыми командами грешно.
Путешествие, которое в обычных условиях продолжалось бы не больше полутора суток, сейчас растянулось на три дня: Аларик учел бедственное состояние подопечной и часто останавливался на отдых. Мейрин знала, что Маккейб относится к ней исключительно внимательно, потому что он сам счел необходимым это подчеркнуть, причем не однажды.
На второй день Мейрин твердо решила обойтись без посторонней помощи — хотя бы для того, чтобы стереть с лица благодетеля самодовольное выражение. Судя по всему, к женщинам он относился как к существам низшего порядка, да и детей — если не считать любимого племянника — не особенно жаловал.
И все же, учитывая, что и сам Аларик, и его подчиненные не знали о неожиданной спутнице ровным счетом ничего, жаловаться на плохое отношение было бы грешно. Очевидно, заступничество Криспена не прошло даром: всадники — все до единого — держались спокойно и почтительно.
Дорога петляла между холмами и уводила в неведомый край, к замку лэрда Маккейба. Перед каждым новым поворотом сердце Мейрин начинало трепетать от страха. Больше хранить молчание не удастся. Глава клана начнет задавать вопросы, и на каждый придется отвечать.
Мейрин склонилась к уху Криспена.
— Помнишь об обещании?
— Да, — шепнул мальчик. — Нельзя называть твое имя.
Мейрин кивнула. Конечно, не очень-то хорошо учить ребенка обманывать старших, но что же делать? Если удастся скрыть свое истинное происхождение, притвориться простушкой, случайно встретившей мальчика и по доброте душевной согласившейся проводить его домой, то может быть, отец проникнется благодарностью, даст лошадь, немного еды и отпустит восвояси.
— Верно. Никому, даже отцу, — настойчиво подчеркнула Мейрин.
Криспен серьезно кивнул:
— Скажу только, что ты меня спасла.
— Спасибо, милый. Лучшего защитника не найти во всей Шотландии.
Криспен повернулся и просиял гордой улыбкой.
— О чем это вы там шушукаетесь? — раздраженно осведомился Аларик.
Мейрин оглянулась. Воин смотрел хмуро, с явным подозрением.
— Если бы беседа предназначалась для ваших ушей, мы непременно говорили бы громче, — невозмутимо ответила она.
Маккейб сердито отвернулся и пробурчал что-то невнятное — должно быть, в очередной раз высказал собственное мнение относительно несносных женщин.
— Позволю себе предположить, что ваша исповедь дается священнику нелегко, — с улыбкой заметила Мейрин.
Аларик удивленно вскинул брови.
— А кто сказал, что я вообще исповедуюсь?
Кажется, гордец считал себя выше людских грехов, а путь на небеса рассматривал как само собой разумеющееся продолжение земной жизни.
— Смотри, вот мой дом! — вдруг радостно закричал Криспен и показал в туманную даль.
Отряд поднялся на высокий холм, и с вершины открылась внушительная картина: в просторной долине, у подножия следующего холма, возвышался старинный каменный замок.