Лишь бы он вернулся. Они оба. Я буду послушной, буду хорошо учиться. Сделаю все, что обещала отцу и не сделала. Только бы он вошел в эту дверь. Только бы знать, что с ним все хорошо.
– Настенька, – зовет меня добрая тетя Люда.
Я поправляю дурацкий бант, чувствуя теперь себя с ним так глупо, словно я во втором классе.
– Иди кушать, детка. – Она сварила куриный суп с золотистым бульоном и посыпала в тарелку свежий укроп.
Пахнет потрясающе, в животе сразу заурчало. Хозяйка маленькой уютной квартирки тепло улыбнулась.
– Волнуешься?
Я кивнула и взялась за ложку. Есть и правда хочется, да и она старалась, отказываться невежливо.
– А вы нет? – спрашиваю, подняв на нее глаза.
Она вздрогнула, а потом по ее щеке покатилась слеза.
– Не место детям среди войны. Ой, не место. – Женщина нервно разломила хлеб и стала рвать его на кусочки, кроша на стол. – Вот посмотри на себя. Тебя же привезли перепуганным ребенком, а сейчас что? Ну что?! – Она поднялась и стала расхаживать по крохотной кухне. – Такая повзрослевшая всего на пару дней.
– Я всегда такой была, – пожимаю плечами и с огромным удовольствием проглатываю первую ложку ароматного обеда. – Просто… – задумалась, не зная, что еще сказать. – Так вышло, вот и все.
В куклы играть перестала еще в первом классе, зато быстро научилась попадать в мишень и разбирать автомат. Только как мне это поможет? Никак! Я всего лишь слабый ребенок, которому хочется детства. Чтобы пожалели, чтобы платья, прически. Чтобы папа рядом был, а не где-то там на полигонах. Чтобы с подружками в кино ходить, чтобы они были, эти подружки. Но это мечты, а здесь я готова тоннами чистить картошку, жарить ее круглосуточно, если понадобиться, только ради того, чтобы услышать его: «Спасибо. Давай я помою посуду»; или ворчание уставшего отца: «Насть, ну чего ты шелуху по полу раскидала». Раньше обидно немного было, а теперь я жду всего этого, их жду.
Где же они?!
Еле доела, поблагодарила тетю Люду, вымыла за собой тарелку и ушла в комнату. Даже спрятаться негде в этих маленьких квартирках, осталось лишь подойти к окну и слушать, когда же постучат в дверь, но никто не идет и не идет. Новостей нет и впереди еще одна бессонная ночь. Я закрыла глаза и стала считать воображаемые звезды, настоящие же отсюда не видно, лишь темный потолок и тишина.
Раз. Два. Три. Десять. Тридцать. Сто пятьдесят. Триста…
Услышав тихие шаги за дверью, подскочила с кровати так, что закружилась голова. Подбежала к двери, уставилась в глазок. А там всего лишь сосед тети Люды вернулся с дежурства. Зачем я сегодня у нее осталась, не понимаю, но возвращаться в еще одну пустую квартиру мне не хочется. Дома все время одна и там, в комнатке Сергея, без него пусто. На рассвете я вновь подошла к окну. Там стреляют. Это слышно эхо с тренировочного полигона. А что если попроситься к ним?
В двери щелкнул замок, в квартиру тихо вошел дядя Камиль. Увидев меня, стоящую в длинной красной футболке моего спасителя, мужчина ни грамма не удивился, лишь отрицательно помотал головой, отвечая н немой вопрос, и тихо, чтобы не разбудить жену, ушел в душ. Только зашумела вода, как вновь затихла. Дядя Камиль выскочил из ванной, спешно натягивая на себя ту же рубашку, в которой вернулся домой.
– Одевайся, – смеется он, больше не снижая тона. – Приехали!
Я приоткрыла рот, но тут же захлопнула и понеслась искать платье. Тетя Люда подскочила с кровати и тоже стала быстро собираться. Я даже перед зеркалом покрутилась, проверяя, нигде ли ничего не помялось. Так хочется для папы выглядеть лучше. Волосы скрутила резинкой в обычный конский хвост, и мы побежали все втроем на улицу.
Выскочив из подъезда, я замерла, только ноги отстукивают нервно по бетонному крыльцу. На территорию въехали две машины, но солнце слепит уже с утра так, что я не могу разглядеть водителей, а сбоку окна тонированы. Заламывая пальцы, закусывая губу я жду… жду… жду…
Открывается задняя пассажирская дверь первого автомобиля, из нее выходит военный с перекинутым через плечо автоматом, а за ним еще один. Я уже готова разрыдаться. Тетя Люда держит меня за плечи, и пальцы ее сжимаются так, что становится понятно, она тоже переживает.
Вот и вторая машина начинает разгружаться, и дыхание перехватывает, когда я вижу его.
– Папа!!! – с визгом срываюсь на бег и ударяюсь всем телом о твердое, грязное, израненное, но такое родное тело отца. – Папочка, – больше не сдерживаю слез. – Папочка, – повторяю единственное слово. – Ты вернулся. Они спасли тебя. Папочка…