же скамейки, с которой сдернул меня звонок командира, лег на нее и замер не
желая идти домой.
Только ближе к десяти вечера меня нашел один из моих парней. Он не сразу решился
обратиться, но долг обязывает, потому я услышал:
– Товарищ капитан, вас вызывают. Собираемся.
– Понял. Иду, – ответил своему бойцу и ровно в двенадцать ночи мы выехали на очередную спасательную операцию.
Глава 6. Настя
Мне холодно, но уже не страшно. Странные мужчины с автоматами все время кричат и ругаются на непонятном языке. Когда нас сюда привезли, людей было больше, почти целый автобус. В течении двух дней большую половину куда-то увели и обратно они не вернулись. Нас заперли в бараке без условий для жизни. Здесь нет ни туалета, ни воды, ни кроватей. Грязные матрасы на полу да немного сена, натасканного ногами. Некоторые плачут, некоторые молятся, а тихо сижу в углу, надеясь, что папа меня спасет.
Тетя Оля, женщина, что ехала с нами в этом автобусе, сказала, что мой папочка не вернется, злые люди убили его, а я не верю. Он у меня военный. Он сильный и бесстрашный. Его не могли убить, он же как супергерой. Папа сам мне всегда так говорил. Только его нет здесь и меня спасать он еще не пришел. Может, готовит спецоперацию? Точно! Я про них много слышала, когда к нему приходили сослуживцы, и мужчины разговаривали на кухне нашей маленькой квартирки в военном городке.
– А где твоя мама? – спросила тетя Оля, присаживаясь рядом со мной.
– Она от нас ушла, когда мне было три года, – говорю честно.
И это тоже мне рассказывал папа. Мы с ним как друзья, у нас нет секретов.
– Это как же? – всплеснула руками добрая женщина.
– А вот так, – пожимаю плечами в ответ и снова ежусь от неприятных ледяных мурашек. Так хочется согреться. – Она не захотела ездить с папой в гарнизон и просто ушла.
– И тебя не взяла? – еще сильнее удивляется тетя Оля.
– Нет.
Ложусь и сворачиваюсь клубочком на одном из матрасов. Подгибаю под себя ноги и громко стучу зубами. Женщина снимает с себя кофту, укрывает меня, гладит по волосам и что-то тихо напевает. Глаза начинают закрываться сами.
– Она сказала, – бормочу сквозь сон. – Что еще слишком молода, чтобы становиться матерью-одиночкой, – тут же сажусь и смотрю на тетю Олю во все глаза. – Но мама у меня хорошая, папа всегда так говорил и учил любить ее, несмотря ни на что. Просто не смогла. Так иногда бывает.
– Ложись, деточка, – добрая женщина поправляет на мне свою одежду. – Говоришь, как взрослая, – улыбается она.
– А я и есть взрослая! – снова пытаюсь подняться. – Я даже суп варить умею, и еще макароны, и картошку пожарить. Мне, между прочим, тринадцать! – гордо вздергиваю носик, лежа практически на полу. – А еще…
Вижу теплую улыбку на ее лице, а еще слезы. Она тоже плачет, как и все здесь. Даже мужчины. Это так странно. Папа никогда не плакал.
Он ведь у меня сильный! И я такая же!
– Еще я учусь хорошо и когда закончу школу, поступлю в военную академию, чтобы быть как папа.
– Ой, – только и вздыхает тетя Оля.
– Не верите? – стало почему-то обидно. – Я даже стрелять умею! Меня папа в тир водил.
– Тише ты, – она прижимает мою голову к земле, – не вздумай здесь болтать об этом. И что отец твой военный. Нельзя, слышишь?! – Она начинает раскачиваться и петь ту же песню.
– Не буду, – обещаю ей, засыпая.
Просыпаюсь от криков и шума на улице. Снова стреляют.
Я затыкаю уши руками, чтобы не слышать эти страшные звуки. А потом команды.
– Это папа, – трясу я перепуганную женщину. – Папа за мной пришел! Я же говорила!
Она крепко прижимает меня к себе и нервно бормочет всякую ерунду. Мое сердечко радостно подпрыгивает в груди.
– Он правда такой, – говорю ей. – Всегда всех спасает.
От взрыва, раздавшегося на улице, в ушах зазвенело. Я зажала их ладошками и пригнулась к земле низко-низко, как учил папа. Он обязательно будет рад, когда я ему расскажу, что запомнила уроки.
Крики и стрельба на улице не стихали до рассвета. Это кажется бесконечным, а еще завывания взрослых людей вокруг меня. А я все так же не плачу. Я только очень-очень жду, когда откроется дверь и в нее войдет мой папа, я тогда сразу побегу к нему и крепко обниму. Он будет гордиться своей смелой дочкой. И вот прямо за дверью раздаются шаги. Я быстро встаю на ноги, поправляю грязное и измятое школьное платье, косички откидываю за спину, но тетя Оля тянет назад и ругается, только я не слушаю. Я уже подпрыгиваю от нетерпения, а дверь все еще не открывается.
Мужчины о чем-то тихо переговариваются за ней, но это точно свои. Слова наши! Отсчитывая удары сердца, чтобы успокоиться, смотрю на дверь, пытаясь взглядом просверлить в ней дырку, чтобы увидеть тех, кто пришел нас спасать. Там точно он. Я знаю…