– Ну-ну, – Михаил Юрьевич обнял меня и привлёк к себе, как это делал мой отец. – Я понимаю, как тебе плохо, девочка моя. Моя мама умерла, когда мне было четырнадцать, и иногда мне кажется, что эта боль жива во мне до сих пор. Я рос с отцом и бабушкой, и каждый раз, когда кто-то из близких людей умирал, мне казалось, что боль умножается.
Я подняла голову и взглянула ему в глаза. Они были такими тёплыми и ласковыми...
– Я не знаю, как буду без них, – сказала я тихо.
В тот момент Михаил Юрьевич сделал очень странную вещь. Он поднял руку и вытер слёзы с моих щёк, а потом наклонился и стал целовать меня. Нежно и легко – в щёки, глаза, лоб... А потом обнял меня крепко-крепко и сказал:
– Ты знаешь, как будешь без них. Ты будешь скучать, девочка моя. Но ты будешь жить дальше и будешь учиться быть мужественной, потому что они по-прежнему рядом с тобой, хоть ты их и не видишь. Зато они видят тебя. И ты будешь стараться – сначала ради них, чтобы они тобой гордились, а потом ради себя самой...
Я помню тот момент так, как будто это было вчера – несколько секунд после сказанного Михаил Юрьевич продолжал смотреть на меня, а потом наклонился и поцеловал меня в губы.
В поцелуях я была неопытна, как только что родившийся младенец – я не целовалась даже в пионерском лагере. И поэтому когда Михаил Юрьевич, такой взрослый мужчина, поцеловал меня, я вначале очень удивилась и только потом начала чувствовать. Губы у него были мягкие и немного мятные. Поцелуй был очень ласковым, но постепенно я, отвечая на него, почувствовала силу в руках Михаила Юрьевича – он обнимал меня и прижимал к сиденью машины...
И вдруг он перестал меня целовать. Я открыла глаза.
– Прости, – сказал Михаил Юрьевич мягко, – я не должен был этого делать. Глупая мужская слабость.
Я смотрела на него во все глаза.
– Я никогда не целовалась...
– Я знаю, девочка моя. Это видно по твоему взгляду, по твоим губам. За этот год я полюбил тебя, как родную дочь. У меня ведь была дочь, и её тоже звали Наташей. Она умерла через пару недель после своего восемнадцатилетия.
– От чего? – вырвалось у меня.
– От лейкемии. Если бы у меня не было ещё сына, которому тогда только исполнилось пятнадцать, я бы сошёл с ума, наверное.
Я хотела сказать Михаилу Юрьевичу что-то ободряющее, но не могла – не было слов. А он поднял руку и прикоснулся к моим губам.
– Я буду искренним с тобой. Ничего я не желаю больше, чем сделать тебя своей. Но я всё-таки человек, а не свинья, и я слишком люблю тебя для этого.
Михаил Юрьевич взял меня за руку и спросил:
– Простишь?
– Мне не за что прощать, – я улыбнулась. – Вы мне сегодня очень помогли.
В тот момент шофёр объявил, что мы приехали к моему дому. Михаил Юрьевич ещё раз обнял меня и сказал:
– А теперь иди, отдыхай. Воспитывай в себе умение думать о хорошем. Спокойной ночи, девочка моя.
Когда я вошла в тот вечер домой, на меня вновь навалилась боль от потери родителей, но тем не менее я почувствовала, что мне стало чуточку легче.
После случившегося наши отношения с Михаилом Юрьевичем изменились, но в лучшую сторону – он стал для меня вторым отцом. Я ни капли не сердилась на него за то, что произошло в машине. Как говорила моя мама: «Все люди ошибаются в меру своих способностей». И Михаил Юрьевич удержал себя от главной ошибки.
Через какое-то время по издательству пошёл слух, что я – любовница главного редактора. Кто-то услышал, как он ласково назвал меня «моя девочка». Но мне было всё равно – те, чьим мнением я дорожила, в это не верили. Светочка сама при мне сказала одной редакторше, что «за грязные намёки можно и уши оторвать».
2
Итак, новое начальство поднималось по лестнице. Всё издательство срочно согнали в наш большой конференц-зал. Там было душно и тесно, и все желающие стоять на двух ногах, а не на одной, наступали друг другу на пятки.
– Где Наталья Владимировна? – услышала я вдруг громогласный голос Ивана Фёдоровича, нашего технического директора. Иван Фёдорович – начальник над всеми техническими службами издательства – то есть, над редакцией, вёрсткой, художниками, дизайнерами, корректорами и производственным отделом – и один из немногих приличных людей среди нашего руководства.
– Я здесь, Иван Фёдорович! – я даже подпрыгнула – мой маленький рост не позволял ему разглядеть меня в этой дикой толпе.
– Идите сюда, – махнул мне Иван Фёдорович. Когда я подошла, он сказал:
– Должен же кто-то помочь мне в общении с этим новым главным редактором... Я только знаю, что его зовут Максим Петрович.
– А откуда он?