Потом в моей больной голове возникла опасная затея. Я крепко сжал связку ключей и сказал:
— Идем. Только тихо.
Мы поднялись на четвертый этаж.
Я прислушался, выждал несколько минут и почти беззвучно открыл дверь.
Первое что бросилось в глаза при мерцающем огоньке зажигалки — это дорогое мужское пальто, висевшее над Зинкиной дубленкой в прихожей. У меня никогда не было такого пальто. Я кивнул Пашке и крадучись двинулся дальше.
Ночник над журнальным столиком мазал желтым тусклым светом стены спальни. На кровати, согнувшись, лежала моя жена, обнимая во сне ненавистного лже-Томина. Хотелось прямо сейчас броситься на него, вцепиться клешнями в горло и душить, пока не станет он тщедушным и зеленым, дрожащим от холода и страха, никчемным существом. Я с трудом подавил этот справедливый и могучий позыв, ожидая, пока Глотов обследует карманы чужого пальто и, возможно, найдет то, что способно меня спасти.
— Есть! — наконец прошептал он и на цыпочках подошел ко мне, протягивая устройство, похожее на крошечную дрель.
Рукоять удобно легла в клешню, через миг я ощутил неприятное покалывание в позвоночнике, и прибор ожил, мигнув красным глазком.
— Буди его! — попросил я Глотова. — Не могу во сне. Хочу видеть его рожу.
— Сам, — Павел качнул головой и попятился.
Я раздумывал с минуту. Было боязно. Ведь кто знает, как работают инопланетные чудеса. Слишком велик риск, что наша затея пойдет не так, и зыбкие надежды провалятся к чертовой матери.
— Сукин пес! — прошептал я и приблизил свободную клешню к лицу лже-Томина. — Эй, вставай! — Я сунул ему палец в ноздрю и резко дернул на себя.
Он вскочил с шальным воплем. Свалился на пол, бегая взглядом между двух фигур, застывших в полумраке.
Пашка нащупал кнопку на стене и включил свет.
— Как спалось, мудрейший Крюбрам? — поинтересовался я, направляя на него острие дрели и опасаясь реакции Зинки, которая тоже проснулась — в глазах ее мерцал льдистый колючий ужас, рот беззвучно открывался и закрывался, за неимением подходящих слов.
— Все, спектакль окончен! Вернем вам настоящее лицо! — Я нажал выступ на неведомом оружии, и фиолетовая молния с визгом вонзилась в лже-Томина. И тут же по мне побежали синие электрические змейки. В глазах потемнело, отблески люстры казались кроваво-красными. Откуда-то издалека доносился срывающийся крик моей жены.
— Земляяя… Дурачье безухое! — прошипел Крюбрам, отступая к двери на кухню. — Нужно было вас расчленить! Продать фрингам!
Я уже начал приходить в себя и теперь отчетливо видел, что его тело снова стало маленьким и зеленым, а моя рука, сжимающая хитрую дрель, имеет пять нормальных пальцев.
— Сереж! Сережааа! — голосила Зинка, забившись в угол и натянув до подбородка одеяло.
— Ну все, все Зин! Инопланетяне, «Оболонь», понимаешь? — попытался объяснить я.
— Мерзавец! — Она вдруг вскочила и бросилась на меня с кулаками.
Удерживая ее истерический порыв, я не мог даже прийти на помощь Глотову, сцепившемуся с Крюбрамом, который настойчиво пытался прорваться на кухню.
Тут снова что-то вспыхнуло. Воздух возле телевизора сгустился, заблестел. С мощным шлепком открылась Дверь.
— О, черт! — выругался Павел, глядя, как из светящегося овала выпрыгивают три зеленых существа, оставляя на паласе куски жирной инопланетной грязи.
— Мудрейший! — вскрикнул первый из зеленых. — Гермутировать будем?
— Или сразу грах-перды? — переспросил второй.
— Бабу их возьмем! — решил третий, не дожидаясь ответа Крюбрама.
Я не рискнул снова пустить в ход дрельку, пребывая в оцепенении тела, ума и слишком опасаясь последствий использования этого инструмента, которые нельзя было предугадать.
Фиолетовая молния ударила в Зинку — крик ее стих; жалкая, зеленая, с большими ушами она упала на пол, приблизила клешню к лицу и сразу лишилась чувств. В отместку я только успел метнуть табуретку в лысую голову убегающего Крюбрама. Меньше чем через минуту Дверь захлопнулась.
Разумеется, это не конец длинной цепи событий, открытых необычными свойствами пива «Оболонь». Может, я как-нибудь соберусь с мыслями и расскажу, как мы спасали тело и грешную душу Зинки. А если вы этого не дождетесь или вам захочется чего-нибудь волнующего, небывалого лично для себя, то откройте бутылку «Оболони» и не забудьте сказать с вдохновением: «Поехали!»
Вадим Тарасенко
ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС ШЕРЛОКА ХОЛМСА