– Твои сыновья ждут тебя где-то в другом месте, почтенная. Пойдем лучше с нами.
...С тем другим старшиной явилось к Восточным воротам двое всадников, оба при гербах государя кониса, вышитых на кафтанах. Брагелл передал им кошель с собранными пошлинами и дощечку, пояснявшую, с кого и за что. Вот он дружески поздоровался со сменщиком, передавая ему охрану ворот... Йарра приготовился проводить его взглядом, а потом незаметно пуститься следом по улице... Брагелл неожиданно оглянулся на него и поманил пальцем:
– Эй, малый, поди-ка сюда!
Йарра нерешительно подошел, заранее страшась, не заметил ли стражник его прогулок к своему дому да не счел ли он их непростительной наглостью. Мальчик чуть не шарахнулся, когда сильная ладонь легла на тощее плечо под рваной рубашкой. Однако Брагелл совсем не собирался ругать его. Наоборот, он спросил:
– Тебе, малый, не надоело жить возле ворот? Хочешь, отведу в одно место, где тебя и к делу приставят, и брюхо к спине липнуть больше не будет?
Сам Йарра еще очень плохо говорил по-нарлакски, но когда говорили другие – почти все понимал. Какое-то мгновение он смотрел на стражника в молчаливой растерянности, пытаясь понять, следует ли принимать невероятно щедрое предложение. Или все же лучше не связываться:
мало ли, вдруг оплошаешь... вдруг что-то случится?..
Сомнения еще одолевали, однако Йарра уже кивнул головой. Он знал, что чудеса хоть и изредка, но случались. Этак раз в сто лет. А посему хватай удачу двумя руками – и будь что будет. Сиротская жизнь этой мудрости его уже обучила.
– Ну, пошли, – сказал Брагелл и зашагал по улице прочь от ворот. Давний обычай предписывал стражникам исправлять службу в кольчугах наголо и в шлемах, застегнутых под подбородками. Чтобы, значит, готовы были тотчас сражаться, да и всякий мог видеть – не просто так люди стоят. Одна беда, головы под шлемами уставали: клепаный металл зимой холодил, летом нагревался на солнце. Потому стражники, сменившись, первым долгом расстегивали подбородочные ремни. И так над ними подшучивали в трактирах – лысеют, мол, раньше прочих мужчин. Вот и Брагелл снял шлем и понес в руке, как ведерко. Внутри был виден толстый подшлемник, повлажневший от пота. Шаг у молодого старшины был шырокий, Йарра поспевал за ним трусцой. Но поспевал.
Он так и не осмелился спросить, куда вел его стражник. Иарра еще не успел превратиться в подозрительного волчонка, ждущего только пакости от всякого, кто сильнее. Половина мальчишек на его месте тут же припомнила бы жуткие россказни о торговцах рабами, готовых на любой обман, лишь бы заполучить беззащитного сироту. Йарра доверчиво шел за человеком, которого считал своим другом. Старшина обещал помочь. Значит, поможет.
Эврих с Волкодавом возвращались в «Нардарский лаур», где оставили женщин. Они ходили к пристани узнавать насчет кораблей, отплывающих на сегванские острова. Новости были не особенно утешительные. Как выяснилось, единственный сегванский корабль убыл накануне и нового ждали не скоро.
То есть в Кондаре придется на некоторое время застрять.
А значит, понадобятся деньги.
Пускаясь в дорогу, они захватили с собой вполне достаточно серебра, чтобы безбедно пропутешествовать за море и обратно. Жизнь, однако, в очередной раз доказала им: всего не учтешь. Где ж было предвидеть появление Сигины и Рейтамиры! И маленького Иннори, с которым они дожидались в Четырех Дубах, пока прибудет его мать со слугами и Кавтином!.. Входя во Врата, Эврих самонадеянно полагал, что примерно вот в это время они достигнут Островов и будут уже торговаться с отчаянным мореходом, согласным отвезти их на безлюдный клочок суши, который Тилорн до сих пор называл островом Спасения. Волкодав, помнится, благоразумно помалкивал, слушая рассуждения арранта. Спорить с книгочеями и жрецами было одинаково бесполезно. И потом, вдруг все вправду сбудется так, как расписывал Эврих?.. Аррант ведь до конца его и своих дней не отвяжется, будет смеяться. Однако про себя венн полагал: вряд ли путешествие пройдет как по маслу и они сумеют вернуться домой еще до конца лета. Чтобы судьба да упустила случай перебежать им дорожку?.. Такого, по его глубокому убеждению, просто быть не могло...
– Пускай эта задержка станет нашим самым большим огорчением, – посмеиваясь, загадал Эврих. Волкодаву его смешок показался несколько деланным.
Устроив Сигину с Рейтамирой и расплатившись за комнату, они отправились на пристань кратчайшим путем, минуя торговую площадь с ее диковинами и соблазнами. Известно же, как бывает, – зазеваешься, на миг опоздаешь, потом год придется волосы рвать. Но спешить оказалось действительно некуда, и по дороге обратно спутники завернули на торг.
Как и полагается в большом приморском городе, на площади торговали всякой всячиной с самых разных концов света. Волкодав, правда, нашел, что торг был победней галирадского, да и сама площадь поменьше. Он сказал себе:
это, наверное, оттого, что сольвеннская столица для меня стала почти своей. А здесь все чужое. Такое чужое, что даже и по сторонам смотреть неохота...
Он кривил душой. Поглазеть определенно было на что. Внимание Волкодава почти сразу привлек негромкий мелодичный звон. Почему-то он тотчас вспомнил о бубенцах, которые венны нашивали на одежду маленьким детям. По вере его народа, веселый звон бубенцов состоял в кровном родстве с громом небесным, а значит, за неразумным ребенком незримо присматривал сам Бог Грозы. Опять же и родителям слышно, куда побежало дите...
Волкодав прислушался как следует и понял, что звон испускали не бубенцы, а скорее нечто вроде металлических палочек, которыми любили сопровождать свои пляски мономатанцы. Будь рядом Тилорн, он объяснил бы Волкодаву, что тот последнее время просто слишком часто думал о своем племени и о таинственном венне, которого видела сперва Сигина, а потом жители Четырех Дубов. Думал и наполовину ждал встречи с ним здесь, в многолюдном КонАаре... Так или иначе, Волкодав решил уступить внезапному тоскливому желанию и обернулся, приглядываясь, а потом зашагал туда, откуда слышался звон. Скоро он увидел двоих жрецов, старого и молодого, стоявших возле резного деревянного изображения. Одеяния у жрецов были двуцветные. Справа серая ткань отливала краснотой, слева – зеленью. У старшего жреца цвета одеяния были поярче, у молодого – совсем тусклые. Он-то и звонил, ударяя маленьким молоточком в литой бронзовый знак Разделенного Круга. Начищенный знак покачивался и сиял дрожащим золотым блеском, испуская высокий и чистый звук, словно манивший куда-то, за пределы зримого мира.
Что же касается резной деревянной фигуры, она изображала нищего больного, распростертого на ложе страданий. Изображение показалось Волкодаву весьма убедительным. Должно быть, жрецы неплохо разбирались в ранах, язвах и иных немочах тела, да и нищих в Кондаре было более чем достаточно... А над больным заботливо склонялись двое юношей с прекрасными, кроткими и добрыми лицами. Они были очень похожи один на другого. Старший в красном одеянии, младший – в зеленом. Их головы и руки окружало золотое сияние. Внизу доски красовалось стихотворное пророчество, без которого редко обходились образа Близнецов:
Доколе со Старшим Младший брат разлучен, В пустых небесах порожним пребудет трон.
Ибо всем было известно, что земная жизнь божественных Братьев завершилась очень по-разному. Старший, повоински погибший в бою, честь честью принял огненное погребение и без помехи вознесся к Отцу, Предвечному и Нерожденному. Тело Младшего, замученного жестокими гонителями, так и не было обретено. И вот уже который век знаменитое пророчество гнало по всему свету Учеников, дававших обет великого поиска, но до сих пор не повезло никому...
Старый жрец заметил взгляд Волкодава и шагнул ему навстречу, смиренно протягивая куколь, отстегнутый от облачения.
– Святы Близнецы, чтимые в трех мирах... – негромко произнес он приветствие-благословение, принятое у его единоверцев.