Выбрать главу
Мелькают недели, и месяцы мчатся бегом...Мы вечно спешим к миражу послезавтрашней славы,А нынешней глупости, сделавшей друга врагом,Уже не исправить, мой милый, уже не исправить.
Мы время торопим, мечтая, как там, впереди,От бед повседневных сумеем куда-нибудь деться...А маленький сын лишь сегодня лежал у груди -И вдруг повзрослел. И уже не вернуть его в детство.
В минувшее время напрасно душой не тянись -Увяли цветы, и соткала им саван пороша.Но, может быть, тем-то и светел божественный смысл,Что всякое утро смеясь разлучается с прошлым?..
И сколько бы нам ни сулил бесшабашный рассветНа деле постигнуть вчерашнюю горькую мудрость,Он тем и хорош, что придумает новый ответ...А вечеру жизни – какое наследует утро?..

10. Тысячный день

Когда Волкодав вернулся в дом, Вионы не было видно, а мастер УЛОЙХО запирал двери «шкатулки».

– Наш сын уже проснулся и захотел есть, – пояснил ювелир. – Виона кормит...

Телохранитель кивнул и хотел идти в сад, но УЛОЙХО удержал его.

– Ты не рассердишься, если я скажу, что потихоньку наблюдал за тобой? – спросил он. – Ты понимаешь, люди ведут себя очень по-разному, когда впервые попадают за эту дверь. Виона, например, сразу увидела возле двери кусок голубого гранита и сказала: точно такой, мол, встречался рядом с нашей деревней, можно, я поглажу его?.. Я тогда и понял, что не ошибся с женитьбой. – Мастер улыбнулся. – Другие люди испытывают только желание обладать... даже пытаются тайком отколупывать... Но я еще не видел, чтобы кто-то стоял, как... Прости меня, но ты словно привидение увидал. Я очень мало знаю о твоем племени, венн. У вас все такие, как ты?

– А откуда бы тебе знать о моем племени, – медленно проговорил Волкодав. – У нас ведь не добывают ни золота, ни серебра... а из камней – только речной жемчуг...

– Погоди! – изумился маленький ювелир. – Неужели ты хочешь сказать, что совсем не понимаешь в камнях? Не может же быть, чтобы у тебя на родине их никогда не видали?..

Этот сегван, что к тебе приходил, не похож на обманщика, мысленно ответил Волкодав. Значит, ему самому сказали неправду. Под Большим Зубом нет голубых топазов, там желтые. Голубые и совсем бесцветные – только под Средним, в южных забоях. И под Большим Зубом никогда не было сорок третьего яруса. Десять лет назад там дошли до тридцать второго, но в двух самых нижних люди сразу начали гибнуть из-за подземных мечей, а потом все затопило водой. Может, с тех пор сумели пробиться вниз, я не знаю. Может, и голубая топазовая жила туда из-под Среднего завернула. Но если так, то мастер Армар твоих камней не гранил. Он умер как раз в год наводнения... Вслух венн сказал совсем о другом:

– Здесь, в Кондаре, сейчас живет мой друг, ученый аррант. Мы вместе путешествуем. Он бывал на родине твоей почтенной супруги и мог бы развлечь ее беседой, если ты пожелаешь.

Мастер УЛОЙХО тоже молчал некоторое время, глядя на него снизу вверх.

– Пойдем, – сказал он наконец. – Спросим ее.

День понемногу клонился к вечеру, и чем ниже опускалось солнце, тем тише и пугливей становилась Виона. Волкодав уже не удивлялся перемене, происходившей с ней на закате, но привыкнуть не мог. По утрам жена ювелира была беспечной девочкой, щебетавшей, точно птичка на ветке. Сумерки превращали ее в запуганное, загнанное существо, боящееся каждого шороха, каждой тени. В том, что страхи Вионы не были простой причудой, венн убедился в первый же вечер своей службы. Когда молодая мать вдруг хватает маленького сына из колыбельки и, к полному ужасу нянек, бросается с ним сама не понимая куда, но так, словно спасается от неминуемой смерти, – это коечто значит. Тот раз он, конечно, сразу перехватил ее, обнял и не отпускал, пока она не перестала судорожно всхлипывать, а глаза не обрели разумного выражения.

– Чего испугалась, девочка? – спросил он, надеясь узнать наконец истинную причину ее боязни.

Однако Виона только уткнулась носом ему в грудь и снова заплакала, пробормотав то, что он уже не раз от нее слышал:

– Я не знаю... Мне показалось...

Она окончательно успокоилась, только когда прибежал из мастерской не на шутку перепуганный муж, и телохранитель с рук на руки передал ему свою подопечную, зареванную, дрожащую, но целую и невредимую.

Трудно охранять человека, который все время ждет удара, но не знает, с какой стороны нагрянет опасность. Волкодав прямо так и заявил своему нанимателю, силясь понять, кому могла перейти дорогу безобидная маленькая танцовщица. Мастер УЛОЙХО в ответ рассказал, что Виона выросла в Богами забытой деревне на западе Мономатаны. Деревню смело жестокое немирье с соседями – обычное дело в бесконечной череде войн, происходивших между тамошними племенами. Девочка как-то спаслась во время набега и чуть не год прожила одна в горных лесах, боясь выходить к людям. Потом все же решилась. И обрела приют в храме Богини Вездесущей, чьи жрецы оценили ее красоту и стали обучать Виону молитвенным танцам своей веры. Так прошло еще три года. Потом, перед самым посвящением в жрицы, Виона сбежала.

– Почему? – спросил Волкодав.

– Она случайно подслушала разговор посвященных, – ответил мастер УЛОЙХО. – И поняла, что служение будет слишком ужасно. Так она мне сказала.

Волкодав первым делом подумал о жрицах, представавших зримым воплощением Богинь во время «священных браков» Небесных Владычиц с паломниками и самим верховным жрецом. Бывали женщины, жарко мечтавшие о подобной судьбе. Бывали и иные.

Слова ювелира заставили венна вздрогнуть:

– Она должна была приходить к людям, на которых ей укажут жрецы высшего посвящения, и своими танцами разжигать в них любовную страсть. А потом избавлять их от бремени бытия.

Волкодав задумался, исподлобья глядя на мастера. Его подозрения были всего лишь предчувствием, но очень зловещим. Так в рудниках он порою чувствовал готовый разразиться обвал. И дважды выскакивал из-под удара неминуемой смерти, вытаскивая безногого напарника-халисунца. Позже Тилорн объяснил ему, в чем тут было дело. По его словам, тонкий слух венна улавливал начинающееся потрескивание породы, слишком слабое для разумного осознания, но уже способное разбудить неясное чувство тревоги. «А может, даже и не потрескивание, – добавил звездный скиталец. – Вероятно, достаточно было простого напряжения горных слоев... Наша наука полагает, что человек воспринимает мир гораздо тоньше, чем большинство привыкло считать. Надо только научиться слушать себя...»

Венн понял его так, что следовало уважать голос чуткого Пса, хранителя– предка, порою звучавший внутри. Этот голос его еще никогда не обманывал.

– Было ли имя у Богини Вездесущей? – спросил он ювелира. – Как Ее называли?

Мастер УЛОЙХО покачал головой. Он видел, что странноватый венн не желал даром есть хлеб, и старался отвечать без утайки, ведь речь, в конце концов, шла о его любимой жене. Но утаивать и при всем желании было особенно нечего.

– Виона не говорит. Даже если сама знает... Волкодав попытался зайти с другого конца:

– А как называли... тех, с кем враждовала Богиня? Тех, против которых посылали обученных жриц?

– Ну... – замялся горбун. – Как я понял, речь шла о самых обычных злодеях, заслуживших отмеренное им наказание. Только Виона... она... она не хотела отнимать ничью жизнь. Даже такую. Она видела гибель своей деревни и решила... не отнимать жизнь, а дарить. – Мастер смущенно улыбнулся. – Нарожать много детей... Она...

Волкодав подумал о том, как редко отражается на мужских лицах такая вот стыдливая нежность. Иногда ему доводилось с удивлением замечать ее на рожах заскорузлых наемников, когда перед отчаянным боем, уже покаявшись друг другу в затаенных грехах, они вспоминали, казалось бы, давно и прочно забытых жен и подруг. И все-таки он перебил:

– Не называла ли Виона такого слова – Посягнувшие? Поднявшие Руку?..

Он стал повторять эти слова на всех известных ему языках.

– Да вроде... – пожал плечами УЛОЙХО. – Вроде... было что-то, хотя я толком не помню...