«Как там маленькая сестра?»
Вместо ответа виллин показал ему каменные домики, казавшиеся игрушечными на цветущем склоне горы. Волкодав хорошо помнил почти точно такие же, только стоявшие за сотни верст к югу. Он увидел дверь, возле которой, хмуро насупившись, сидел и с самострелом в руках от кого– то стерег жилище рыжий жених. Венн смог бы пройти в эту дверь, только согнувшись в три погибели. Внутри дома, на широкой лавке, спала, свернувшись калачиком, светловолосая девушка. Волкодав отметил про себя, что ее лицо было безмятежно, дыхание – спокойно. Рядом с девушкой на лавке сидела женщина, при виде которой на ум просилось одно слово: величественная. У нее были вороные с густой проседью волосы, а глаза – фиолетово-синие, как горное небо. Мать Женщин, сообразил Волкодав.
Предводительница почувствовала взгляд и обернулась к нему. Ей не было нужды спрашивать, кто он такой и довершил ли он дело, за которое взялся. И, как когда-то, Волкодав не мог отделаться от мысли, что этой Женщине было о нем известно гораздо больше, чем он сам про себя знал.
И Она сказала ему единственное, что сейчас имело значение:
«Твой Друг – очень хороший лекарь, щедро вознагражденный Богами. Он говорил с внутренним разумом маленькой сестры, с тем разумом, что глубже рассудка. Теперь она спит и будет спать еще долго. А когда проснется – поймет, что от того, что с ней приключилось остались лишь телесные раны, которые со временем затягиваются… – Мать Женщин чуть улыбнулась и добавила: – Ее жених только рад будет ее в этом уверить…»
Волкодав хотел преклонить перед Нею колени и попросить благословения, но вовремя одумался. О каком благословении может просить мужчина, только что проливавший кровь?!.
Однако ему не зря показалось, будто Мать Женщин видела его насквозь.
«Мир тебе, Волкодав», – тихо и ласково проговорила Она. И он ощутил прикосновение ко лбу.
За несколько лет венн успел отвыкнуть от общения с виллами. Он даже слегка удивился, обнаружив, что попрежнему стоит на поляне у водопада, и вылезший из озера симуран вежливо обнюхивает его руку.
– Спасибо, брат, – гладя рыжего зверя, сказал виллину Волкодав. Тот с достоинством поклонился в ответ, а венн отошел к Эвриху с Асгвайром, сидевшим подле избитого.
Молодой аррант поднял голову и посмотрел на Волкодава с таким видом, что тот приготовился выслушать очередное поучение вроде: «Иногда я просто боюсь тебя, друг варвар!» Эврих, наверное, именно так про себя и подумал, но вслух сказал совершенно другое:
– Сердце что надо… выкарабкается, я полагаю… – Помолчал и добавил: – Виллы обещали помочь им обоим добраться к Асгвайру домой.
– Хорошо, – сказал Волкодав. Он всматривался в распухшее, обезображенное лицо, и ему все сильнее казалось, будто он уже где-то видел этого человека. Он собрался было покопаться в памяти, но мысль вязла в трясине усталого безразличия. Шесть жизней, вопя, проваливались сквозь границу миров, чтобы вечно мерзнуть в нетающих снегах Исподней Страны. Или возродиться, если за них кто-нибудь отомстит. И с ними, хочешь не хочешь, уходила в небытие толика жизни самого Волкодава. Покамест венн только видел, что светловолосый молодой наемник был сегваном из береговых. Об этом говорила татуировка – черно-синий свернувшийся кольцами зверь, выколотый посередине груди. И сломанный боевой нож в три пяди длиной, лежавший на обрывках одежды. Вот так. Еще утром ходил здоровый, ладный и крепкий… теперь лежит, точно под срубленную сосну угодил…
Парень вдруг приоткрыл заплывшие щелочки глаз и посмотрел на Волкодава сквозь слипшиеся ресницы и зыбкую пелену страдания.
– Ты стерег кнесинку, – пополам с кровавыми пузырями выдохнули бесформенные губы, и воин поспешно опустился на колено, чтобы не заставлять его тратить «скудевшие силы. А тот продолжал: – Ты венн… Я знаю тебя. Тогда тебя называли Волкодавом.
При этих словах глаза у Асгвайра полезли на лоб, и от Волкодава это не укрылось. Ну еще бы. Навряд ли его скоро забудут в здешних краях…
Он все-таки совершил насилие над отупевшей памятью и добился ответа. Память, правда, не смогла дать ему имени, да оно никогда и не было доверено ей. Зато он снова увидел перед собой юношу, с отчаянной ловкостью игравшего длинным боевым ножом: «Я буду охранять кнесинку вместо тебя, потому что лучше сражаюсь!» А потом – Мыша, ринувшегося в лицо оскорбителю и вдруг, после пяти лет беспомощного увечья, впервые осознавшего, что ЛЕТИТ…
– "Сперва побей»! – сказал Волкодав. Наемник слабо улыбнулся, и венн понял, что память не подвела. Потом слипшиеся ресницы медленно моргнули, и распухшие губы дернулись снова.
– Мое имя Имнахар, второй сын Мерохара, третьего сына Меробиха, – услышал венн.
Вот так. «Мое имя». То есть Волкодав нимало не сомневался, что сегван назвал ему свое истинное имя, сокровенное и тайное, известное только отцу с матерью да братьям, вошедшим в мужеский возраст. Ни один человек в здравом уме не назовет это имя полузнакомому. Только сумасшедший или пришелец из далекого мира, вроде Тилорна. С какой стати понадобилось сегвану…
– Владей моим именем, Волкодав, – сказал Имнахар. – Я умру.
Он не просил ответного дара, однако венн сказал:
– Я бы дал тебе свое имя, сын славных родителей, но у меня есть только прозвище. А его ты и так знаешь.
– Я умру, – повторил молодой сегван. – Я не очень хорошо жил. И этот последний бой я проиграл. Радужный Мост обломится у меня под ногами, и двери Звездного Чертога не раскроются передо мной. Жадный Хегг будет вечно гнаться за мной по отмелям холодной реки…
Асгвайр благоговейно помалкивал, слушая их разговор, только переводил подозрительно блестевшие глаза с одного на другого. Волкодав без труда уловил, о чем думал мальчишка. Рядом с ним навеки прощались двое великих мужей, два воина, о каждом из которых впору было складывать песни… Ничего не поделаешь, с героическим сказанием ему придется повременить.
Волкодав самым кощунственным образом усмехнулся и проворчал:
– А у тебя для умирающего язык неплохо работает… Подождет тебя твой Храм… успеешь еще в последнем бою победить.
Его не обступали призраки великих деяний. И потому, в отличие от Асгвайра, он обратил внимание: Имнахару больше не требовалось подолгу отдыхать и собираться с духом, чтобы сказать еще одно слово. Изувеченные ребра по-прежнему превращали каждый осторожный вздох в пытку, но дыхание выровнялось и обрело силу. И кровь изо рта больше не шла.
Имнахар и подавно не мог видеть себя со стороны. А потому не замечал, как начали постепенно рассасываться страшные следы побоев. Слова венна заставили его попробовать пошевелиться. Как следует повернуть голову он еще не сумел, только обнаружил, что глаза стали открываться вроде бы лучше. Черная опухоль синяков, заливших веки, медленно, но верно спадала. Молодой наемник прислушался к себе и вдруг заметил, что жуткая бездна неведомого, в которую заглянула было душа, словно отодвинулась. Вернее, это его самого отводили от последнего края чьи-то дружеские руки. Все тело по-прежнему терзала боль, и очень жестокая, и он откуда-то знал, что так будет продолжаться еще долго. Однако грех сетовать на горести выздоровления. Эврих облегченно вздохнул и выпустил его руку.
– Как сейчас, парень? – спросил он тоном деловитого лекаря.
Имнахар растянул непослушные, разорванные губы в подобии улыбки и впервые пожаловался:
– Больно…
Виллин подошел к ним и вытащил из котомки сверток тонкого полотна. Волкодав с Эврихом осторожно приподняли Имнахара. Асгвайр помогал им здоровой рукой. Виллин ловко запеленал наемника, потом стал кутать его поверх полотна пушистым меховым одеялом. К тому времени, когда они опустили его обратно на землю, сегван уже спал.
Скоро на поляну у водопада опустилось еще шесть симуранов: два рыжих, серый, пегий, белый и вороной, все под седлами, но без всадников. К спине одного из них был приторочен плотный тючок, оказавшийся свернутой сетью. Вся шестерка благородных летунов первым долгом окружила Волкодава. Их звериные рассудки осязали в нем далекого родственника, глаза же и носы сообщали совершенно иное. Значит, требовалось подойти, подробно обнюхать, лизнуть, как следует рассмотреть… Пегий вожак недовольно заворчал на арранта, когда тот принялся отвязывать тючок. Вдвоем с виллином Эврих расправил сеть, потом виллин строго посвистал симуранам, а Волкодав перенес Имнахара и устроил его посередине.