Он сделал все, чтобы быть полностью осведомленным. В марте двадцать второго года, когда арестован был Раевский, Павел Дмитриевич не без гордости сообщал Закревскому: «Секретная полиция, мною образованная в июле 1821 года, много оказала услуг полезных, ибо много обнаружила обстоятельств, чрез которые лица и дела представились в настоящем виде; дух времени заставляет усилить часть сию, и я посему делаю свои распоряжения».
Однако наиболее опасные сведения он оставлял себе и вел себя настолько умно и естественно, что пользовался до поры доверием обеих сторон.
Декабрист Басаргин, адъютант и доверенное лицо Киселева, вспоминал потом, рассказывая о заседаниях тайного общества: «Даже и в таких беседах, где участвовали посторонние, т. е. не принадлежавшие к обществу, разговор более всего обращен был на предметы серьезные, более или менее относящиеся к тому, что занимало нас. Нередко генерал Киселев участвовал в подобных беседах и, хотя был душою предан государю, которого считал своим благодетелем, но говорил всегда дельно, откровенно, соглашался в том, что многое надобно изменить в России, и с удовольствием слушал здравые, но нередко резкие суждения Пестеля».
Начальник штаба армии пользовался искренними симпатиями заговорщиков, и атмосфера в его близком кругу была откровенно либеральной. Недаром предшествующие Басаргину двое адъютантов Киселева (Бурцов и Абрамов) тоже были членами тайного общества. Тот же Басаргин писал: «Генерал Киселев был личностью весьма замечательною. Не имея ученого образования, он был чрезвычайно умен, ловок, деятелен, очень приятен в обществе и владел даром слова. У него была большая способность привязывать к себе людей, и особенно подчиненных. По службе он был взыскателен, но очень вежлив в обращении, и вообще мыслил и действовал с каким-то рыцарским благородством… Он решительно управлял армией, потому что главнокомандующий ни во что почти не мешался и во всем доверял ему. Сверх того, он пользовался особенным расположением покойного императора Александра. Не раз я сам от него слышал, как трудно ему было сделаться из светского полотера (как он выражался) деловым человеком, и сколько бессонных ночей он должен был проводить, будучи уже флигель-адъютантом, чтобы несколько образовать себя и приготовиться быть на что-нибудь годным».
Киселев не просто принимал участие в беседах молодых радикалов. Он не только снисходительно слушал резкие речи в тесном кругу. Он читал «Русскую правду» Пестеля — проект конституции послереволюционной России. Он прекрасно понимал, с кем имеет дело. А понимая, не только не удалял от себя подполковника, с ледяной логикой доказывающего неизбежность и спасительность радикальных перемен, но и упорно добивался для Пестеля полковничьего чина и командования полком. У Пестеля была репутация либерала, и Киселеву приходилось нелегко. Но он добился.
В 1823 году, когда Раевский сидел в крепости, Пестель муштровал полк, который, по замыслу тайного общества, должен был стать ударной силой будущего восстания и захватить тот самый штаб 2-й армии, которым начальствовал Киселев…
И однако же, несмотря на всю тонкость Киселева, характер его игры ясен был не только Вигелю.
В двадцать четвертом году Александр, неплохо осведомленный к этому времени о деятельности тайных обществ, в специальной записке назвал среди лидеров военного заговора и Киселева… Создатель тайной полиции в своей армии, не спускавший глаз с заговорщиков, Киселев и сам был под надзором.
Декабрист Розен вспоминал: «Комиссия… доведывалась, не принадлежали ли к обществу Сперанский, Мордвинов, Ермолов, П. Д. Киселев, Меншиков…» Ни одно из этих имен не возникло случайно. Нити шли из прошлого.
Александр, впавший к концу царствования в состояние тяжкой подозрительности и политической паники, запутавшийся в собственных маневрах, преувеличивал. Киселев организационно никак не связан был с тайными обществами. Он хотел находиться над ними, контролируя их деятельность, привлекая к себе их лидеров…
15 декабря 1836 года Александр Тургенев провел вечер у Пушкина. Пушкин читал ему «Памятник». Потом они говорили о декабристах. В дневнике Тургенева скупо сказано: «…О Михаиле Орлове, о Киселеве, Ермолове и князе Меншикове. Знали и ожидали, „без нас не обойдутся“».
Ни Тургенев, близко знавший Киселева, ни Пушкин, возлагавший на Киселева в то время большие надежды, таких слов на ветер не бросали…
В двадцать четвертом году Павел Дмитриевич, убедившийся, что император не решается приступить к реформам вообще, а главное — к движению в сторону свободы крестьян, укреплял связи с теми, кто мог двинуть события, взломать вековой лед, вынудить царя действовать на пользу страны или же устранить его. Он скользил по самому краю, скользил, как ему казалось, чрезвычайно искусно. Потеряв Орлова, он приобрел полкового командира Пестеля, зная, что за ним стоят генерал Волконский и целая группа командиров пехотных и конных полков.