В совершенно секретном циркуляре ОГПУ, направленном лично полномочным представителям ОГПУ и начальникам губернских отделов ОГПУ в августе 1928 г., указывалось, что основным методом диверсии является техническое вредительство при помощи контрреволюционных организаций, состоявших из наиболее крупных инженеров той или другой отрасли промышленности.
«Эти инженеры, — говорилось в циркуляре, — образуя техническую головку предприятия и будучи связаны с заграницей, как с организациями своих старых хозяев, так и генеральными штабами иностранных держав, прежде всего Франции и Польши, планомерно ведут работу по подрыву обороноспособности страны, по сокращению сроков интервенции и по созданию кризисов то в угольной промышленности, то на транспорте, то в металлургии и т. д. в целях свержения советской власти и срыва социалистического строительства»[109]. Подробно расписывалось, как вести дела, чтобы создавалась видимость существования крупных антисоветских организаций. При рассмотрении этих дел внесудебными органами организовывать «дела» можно было всем кому угодно.
Как следствие возбуждаются «дела», подобные Шахтинскому, Югостали, Народного комиссариата путей сообщения (НКПС), Промпартии и другие, ставившие задачи по разгрому «контрреволюционных организаций». В том же документе написано: «Было бы преждевременно считать, что с контрреволюционными организациями шахтинского типа покончено, наоборот, основная масса работы еще впереди».
Уже в то время в ЦК РКП(б) возникали сомнения в существовании такой организации. В записке М. П. Томскому от 2 февраля 1928 г. К. Е. Ворошилов пишет: «Миша, скажи откровенно, не вляпаемся мы при открытии суда в Шахтинском деле. Нет ли перегиба в этом деле местных работников, в частности краевого ОГПУ». На что М. П. Томский ответил: «По Шахтинскому и вообще по угольному делу такой опасности нет. Это картина ясная. Главные персонажи в сознании. Мое отношение таково, что не мешало бы еще полдюжины коммунистов посадить»ш. В настоящее время все эти дела пересмотрены, лица, проходящие по ним, реабилитированы.
Г. М. Кржижановский, не веря в эти процессы, направил в Политбюро письмо, в котором спрашивал, имеют ли право руководители партии присутствовать на допросах обвиняемых. Политбюро ЦК на своем заседании от 25 апреля 1930 г. разъяснило ему, что члены ЦК и ЦКК имеют право присутствовать на допросах арестованных[110].
В начале 30-х гг. был организован показательный процесс над представителями английской фирмы «Виккерс Метрополитен», которым вменялись в вину шпионаж, диверсии, вредительство и т. д. Вместе с шестью англичанами по процессу проходили и двенадцать граждан СССР.
О настроениях ИТР, рабочих и служащих предприятий и учреждений Москвы в связи с процессом ежедневно руководству ОГПУ готовилась сводка. Отношение к этому процессу противоречивое. Интересно высказывание директора завода « Каучук» Вольпе: «Я уважаю Сталина за то, что он сумел построить такую организацию, которая подчиняется его малейшему движению. Этот процесс тоже вовремя выпущен в свет. Плохо стало с электроснабжением, стали в Харькове аварии станций, бац, выпускаются вредители, плохо стало с хлебом, голодает чуть ли не вся Россия, бац, выпускаются в свет вредители сельского хозяйства. Вообще все это ловко устроено».
Таким образом, уже в начале 30-х гг. распространяется миф о врагах, который, без всякого сомнения, сыграл в дальнейшем свою роль, воздействуя на сознание масс[111].
Свертывание НЭПа и становление командно-административной системы управления надо было как-то объяснить. И это объяснение было найдено в засилье многих вредительских организаций в экономике страны. Именно поэтому ОГПУ перестраивает свою работу организационно и оперативно. С таким расчетом, чтобы «борьба с экономической контрреволюцией и шпионажем была выдвинута на первый план как основная задача деятельности ОГПУ в области обслуживания хозяйства союза», что не должно было повлечь за собой ослабление работы по выявлению крупных хозяйственных преступлений в промышленности, торговле, кооперации, финансах[112].