Казанцев хотел было что-то возразить, но, видимо, все же решил, что промолчать будет полезней.
— Вот вы говорите, что будете воевать, — продолжил свою мысль Логинов. — Да, будете. Но чем и на чем? Надо полагать, предпочтете делать это на новой технике? Но ей, этой самой технике, мы уже сейчас должны обучать и обучаем наших подчиненных. Это и есть наша с вами работа… Вы когда-нибудь слышали о таком великом голландском художнике Ван-Гоге? Слышали? При жизни он не продал ни одной своей картины, жил в нужде, в голоде. Он умер, не познав пьянящей сладости славы. Как видите, конечный результат дела, его венец не всегда приходит при жизни его творца. А вам прямо сейчас подавай и чтобы слава впереди вас бежала, и чтобы служить весело было. Наше дело с вами такое: важное, но не громкое. Вы попробуйте не пожалеть себя и поработайте так, чтобы соль на погонах выступила. Вот тогда вам и скучать некогда будет, да и глаза зажмуривать не придется.
Командир замолчал, в кают-компании воцарилась тишина, и сразу же стало слышно, как в корпус лодки монотонно долбят волны.
Тишину нарушил Золотухин:
— Вы какого года рождения?
— Сорокового.
— Вот видите, вы и войну-то знаете только по книгам и фильмам… Так вот, в начальный период войны немцы имели временный успех. И одной из причин его, кроме элемента неожиданности, перевеса сил и так далее, было еще и то, что у нас недоставало кадров, имеющих боевой опыт. Это не было чьим-то упущением, просто страна жила мирными устремлениями, а теперь? Посмотрите, сколько каждый год уходит с флота высококлассных специалистов, знающих, обученных. Это вы, лично вы, ваш командир, ваш штурман, ваш минер, ваш механик учите их, готовите к тому, что может потребоваться на войне. Вы, Игорь Ильич, просто недооцениваете всю важность и необходимость своего труда. Вы почему-то вбили себе в голову, что трудится лишь тот, кто что-то строит, кто непосредственно производит материальные ценности. Это неверно. А учитель? А музыкант? А писатель? Что же, по-вашему, они бездельники и нахлебники?
— Я этого совсем не думаю.
— Не думайте так и о своей службе, не принижайте себя и свой труд!
Казанцев молча осмысливал все сказанное. В раздумчивом усердии он собрал лоб в мелкую гармошку.
— Ну так что, Игорь Ильич? — спросил нетерпеливо Логинов.
Казанцев поднялся, принял стойку «смирно». Лицо его, до сих пор какое-то по-детски растерянное, вдруг снова стало жестко-упрямым.
— Не знаю, товарищ командир. Скушно мне…
— Ну, хорошо. Подумайте еще. До возвращения на базу время есть. Только помните: специальности у нас с вами разные — вы инженер-механик, я штурман, но профессия у нас одна — защитник Родины. Почетная профессия.
А жизнь в лодке идет своим чередом. От базы до точки погружения только на штурманской карте недалеко: прошагал циркулем разок-другой — и у цели, а в действительности топаешь и топаешь, топаешь и топаешь. Впереди лодки, справа, слева видны траулеры, процеживающие сквозь капроновое полотно сетей и тралов свинцовую воду моря. То над одним из них, то над другим вдруг собираются густой тучей чайки — значит, на этом судне сейчас выбирают трал. Там идет горластый птичий пир.
Траулеры, большие и малые, только сошедшие со стапелей верфей — и потрепанные штормами, летом и зимой, днем и ночью черпают и черпают рыбу, и совершенно непонятно, откуда же берется ее такая прорва. Как ее всю уже давно не вычерпали? Бездонное, что ли, оно, это море?
Уже давно северо-западный мокрый ветер нагнал волну, лодку раскачало и Федя Зайцев, не выдержав, рухнул на палубу шестого отсека, сомлел в зыбучем забытьи в обнимку с ведром. Это был его первый в жизни выход в море. Еще утром, когда только подали команду о приготовлении лодки к походу, у Феди куда-то глубоко внутрь ухнуло сердце, он позеленел и его начало подташнивать. Наслушавшись россказней, Федя испугался, сник. Поначалу он, правда, крепился часок-другой, его даже хватило на занятия с Казанцевым. А теперь вот совсем сник.
Кок Иван Козлов, голенастый, небрежно сварганенный из толстых и неуклюжих костей малый, запихнул в бак сразу все, что полагалось по меню-раскладке для супа с макаронами, и вот уже четвертый час не вылезал из трюма моторного отсека. Чего-то там чистил, копошился — словом, помогал мотористам.
В бак с супом он больше не заглядывал, суп его нисколько не интересовал.
До призыва на военную службу Иван работал в колхозе трактористом и до самозабвения любил свою профессию, свою «лошадку». Но по чьему-то головотяпству его послали переучиваться на кока. Придя из учебного отряда на лодку, Козлов категорически заявил, что готовить харч не научился. С тех пор вот уже четвертый год мучился он и мучилась команда. В море большую часть суток он проводил в моторном отсеке, а варево его можно было есть только после многодневной голодухи. Оно все и всегда было на одно лицо — густой клейстер, сваренный на мясном бульоне. Уговоры и взыскания не помогали.