А уж три года спустя австро-венгерская экспедиция Пайера и Вайпрехта на судне «Тегетгоф» натолкнулась на эту землю. Правда, экспедиция снаряжалась с другой целью. Она искала в северо-восточной части океана проход из Баренцева моря в Берингово. Корабль оказался затерт льдами, и после продолжительного тяжелого дрейфа его просто вынесло к неизвестной земле в месте, указанном Шиллингом. Вот эту предсказанную русским штурманом сушу Пайер и назвал в честь императора Австро-Венгрии Землей Франца-Иосифа.
Ограниченный запас продуктов, топлива, опасение, что дрейф окажется очень продолжительным и судно будет раздавлено, не позволили экспедиции Пайера и Вайпрехта заняться серьезной научной работой по описанию открытого архипелага. Весной 1874 года судно «Тегетгоф» было покинуто людьми. Они пешком, таща за собой вельботы, вышли к Новой Земле по дрейфующим льдам. Обессиленных, больных, находящихся на грани гибели путешественников спас архангельский кормщик Воронин, дед знаменитого арктического капитана Воронина.
Открытие ЗФИ вызвало тогда интерес не столько у ученых, сколько у промышленников. Появились новые охотничьи угодья. На Шпицбергене к тому времени морской зверь был почти полностью истреблен. И, по данным норвежского полярного исследователя Хорна, только до 1909 года к архипелагу было направлено примерно полторы сотни экспедиций различных стран.
Но архипелаг оставался недооткрытым до наших дней. Пожалуй, и в семидесятые годы нельзя сказать, что под ледяным панцирем не скрываются островки, пока считающиеся одним островом.
Ну а в то лето 1937 года открытые земли сыпались на нас словно из рога изобилия. Этому во многом способствовали «горячие», теплые годы, случившиеся в ту пору в Арктике. Обстоятельство само по себе загадочное. Мы же воспользовались сильным таянием снега и льда, чтоб привести в порядок владения нашего народа. После первой мировой войны Арктика была поделена на секторы. Сухопутные владения стран, примыкающих к Арктике, продолжили по меридианам до полюса. И Земля Франца-Иосифа отошла таким образом к СССР.
В своем восьмом полете мы добавили два острова. А всего зафиксировали на карте одиннадцать. В своих полетах назвали их именами советских полярников Водопьянова, Мазурука, Ритслянда, Кренкеля, Федорова, Алексеева, Ширшова, Папанина, Козлова, Молокова и Аккуратова.
Матвей Козлов шутил по этому поводу, что теперь в числе ближайших «соседей» ему придется перечислять членов императорской фамилии.
Попутно с уточнением описи островов мы производили аэрофотосъемку льдов. Было заснято целых две катушки пленки с интереснейшими фотографиями. Из них составили альбом различных видов океанского льда.
Что и говорить, погода не всегда нас радовала. Чаще, вылетая в погожий день, когда видимость бывала беспредельной, мы возвращались через два-три часа вслепую или шли бреющим полетом в такой свистопляске разъяренной стихии, что надолго зарекались уходить в «свободный» поиск.
Нам нельзя было надолго исчезать с Рудольфа. Мы в любой момент могли понадобиться славным папанинцам. Наша дружба с ними настолько укрепилась, что мы знали не только их обеденное меню, но и настроение пса Веселого, не говоря уже о вещах важных и необходимых…
Мы так привыкли ко всяким неожиданностям погоды архипелага, что нас ничуть не удивил даже сегодняшний штормовой ветер при ясном небосклоне. Чем ближе подходили мы к ледяным обрывам Рудольфа, тем сильнее бросало машину. Ветер, перевалив высокий купол острова, с силой водопада низвергался в море. Болтанка все усиливалась, и я уже не чувствовал под собой сиденья. Только крепко пристегнутые ремни удерживали меня в кабине. Зная, что под самым обрывом ветер станет еще крепче, Мазурук отвернул, рассчитывая прийти к припаю, служившему нам посадочной площадкой, под защитой ледника.
В проливе Неймайера было тише.
Толкнул Мазурука в спину, показал на чернеющие впереди базальтовые скалы, каменистую морену:
— Мыс Аук!
Мы впервые подходили к зимовке этим путем, и Илья Павлович, кивнув, снизился. Мазурук знал, что скрывается за этим названием. Мы ходили сюда на лыжах. Этот мыс — место гибели славного русского исследователя Георгия Седова. Здесь в морозный пуржистый день 1914 года разыгрался трагический финал одной из схваток за Северный полюс.