Мы с Вином доехали на автобусе до разгромленной библиотеки, где проходил митинг.
Прибыли мы с небольшим опозданием, поэтому прокрались сзади.
Здесь собралось около сотни людей. За пюпитром впереди зала стоял Сильвио Фриман, которого мы застали на середине представления оратора.
— Доктор Элизабет Бержерон расскажет о полезных свойствах какао.
Доктор Бержерон была бледной, худощавой женщиной с высоким голосом. Она носила «вареную» юбку до лодыжек.
— Я доктор, — начала она. — Именно с этой позиции я и буду сегодня говорить. — В ее лекциях рассматривалось то же самое, что рассказал мне Тео в Чьяпасе. Я посмотрела на Вина и заметила, что он заскучал. Казалось, он не здесь.
— Так почему, — заключила она, — натуральное какао, богатое микроэлементами, стало нелегальным? Наше правительство разрешает торговлю многих вещей, совершенно токсичных. Мы должны руководствоваться здравым смыслом, а деньги не должны определять, что нам потреблять.
Сторонники «Какао сегодня» меня не впечатлили. Они неорганизованы, и как мне представляется, их главный план включает в себя митинги перед правительственными зданиями и раздачу листовок.
На обратном пути Вин заговорил о следующем годе.
— Я тут подумал, что хочу поступить на медицинский, — сказал он.
— Медицинский? — Прежде об этом я не слышала. — А что насчет твоей группы? Ты так талантлив!
— Анни, мне не нравится говорить это, но я всего лишь на уровне. — Он смущенно на меня посмотрел. — У группы еще нет названия, и если бы ты была рядом, то знала бы, что в этом году мы почти не играли. Во-первых, потому что мне было больно, во-вторых, меня ничего не интересовало. И, ну, большинство парней из группы не улучшили ее жизнь. Я, впрочем, тоже. Не хочу делать то же, что и отец, но хочу помочь людям. Та доктор на митинге. Я смотрел на нее и думал, как здорово это сделать.
— Что именно сделать?
— Помочь людям уменьшить невежество о собственном здоровье. — Он помолчал. — Плюс если я останусь с тобой, мои медицинские навыки очень пригодятся. Всех вокруг тебя ранят.
«Если»…
Когда автобус притормозил у светофора, я искоса посмотрела на Вина. Уличные огни частично осветили его лицо, видеть которое я привыкла.
В наш разговор вмешалась Дейзи Гоголь, следовавшая за нами целую ночь.
— Я думала, что стану певицей, но так рада владению Крав-Мага.
— Спасибо за поддержку, Дейзи, — ответил Вин. — Что же тогда делать защитникам какао? — спросил он у меня.
— Думаю, мыслят они не масштабно. Им нужен юрист. И много денег. Стояние перед зданием суда с грязными волосами и листовками погоду не сделает. Они нуждаются в рекламе. Для начала им нужно убедить общественность, что они заслуживают шоколад и ничего плохого в нем нет.
— Аня, знаешь, я поддерживаю тебя, но разве в мире нет больших проблем, чем шоколад? — спросил Вин.
— Не уверена, Вин. Если эта проблема не велика, не значит же, что рассматривать ее не стоит. Мелкие несправедливости скрывают крупные.
— Это твой отец так говорил?
Нет, отвечала я ему. Это моя собственная мудрость, основанная на опыте.
В воскресенье после церкви я отправилась поговорить с Толстым в Бассейн. Его живот надулся, глаза покраснели. Я забеспокоилась, не отравили ли его.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — поинтересовалась я.
— На твой взгляд, выгляжу я плохо? — Он хихикнул и похлопал по пузу. — Я из тех, кто ест на эмоциях.
Я спросила, что именно его беспокоило.
Он покачал головой.
— Не забивай свою хорошенькую головку. Ночами работаю в баре, а днями — здесь. Просто скажу, что по некоторым причинам ребята в моем положении живут недолго.
Толстый перемежал высказывания смешком, подразумевая под ними шутку. Я напомнила, что мой отец был тем самым «парнем в его положении».
— Я не хотел выказать неуважение, Анни. Так что там у тебя на уме?
— У меня есть предложение, — сказала я. — Бизнес-предложение.
Толстый кивнул.
— Я навострил уши, ребенок.
Я глубоко вдохнула.
— Ты слышал о целебном какао?
Толстый медленно кивнул.
— Да, наверное.
Я пересказала почерпнутое мной из бесед с мистеров Делакруа и человеком с рынка.
— Так вот какова твоя большая затея? — спросил Толстый.