— А почему Пирожков хотел встретиться с Лео?
Толстяк пожал плечами.
— Он сказал что-то вроде того, что хотел познакомиться поближе с Семьей.
Это прозвучало очень подозрительно, словно Толстяк что-то скрывал. Я бы потребовала у него ответа, но тут появилась Скарлет. На ней было красное вечернее платье из тафты с открытыми плечами, а на голове лента с павлиньим пером. Нетти тащилась за ней хвостом.
— Разве Скарлет не здорово выглядит? — воскликнула она.
— Потрясающе, — согласилась я. Она выглядела действительно здорово, хотя и чуток безумно.
— Я принесла кое-что для тебя, — сказала Скарлет. — Я знала, что ты не будешь наряжаться.
Она была права; на мне по-прежнему была школьная форма. Скарлет вытащила из сумки черное, расшитое блестками платье с заниженной талией. Я бы не стала такое носить и так ей и сказала.
— Да перестань, сегодня мой день рождения. И я хочу, чтобы ты сверкала, — настаивала Скарлет.
— Чудесно. Ты хочешь, чтобы я выглядела смешно. Кстати, ты пришла слишком рано.
Скарлет сказала, что она собиралась появиться минут на пятнадцать позже, чтобы совершить торжественный вход.
— Но я не хотела, чтобы ты вкалывала в одиночку, так что я уйду и снова вернусь, чтобы войти красиво.
Вечеринка имела успех, и все дружно восхищались костюмом Скарлет (и моим тоже). Я же занималась тем, что ставила музыку и следила, чтобы у всех было достаточно еды и воды. Мне нравилось, когда было чем заняться; в любом случае у меня не было настроения для долгих разговоров.
В конце вечера я попросила Лео и Нетти проводить Скарлет домой, а сама осталась, чтобы поставить стулья и столы на место и поблагодарить Толстяка.
— Подожди, давай я тебе помогу, — окликнул меня Вин. Он взял стул, который я несла, и поставил его на стопку других. — Я могу доделать это за тебя.
— Я думала, ты уже ушел, — сказала я. Я не жаждала остаться с ним наедине, но если ему хотелось потаскать стулья, пусть будет так.
Он подошел к шляпе, которая висела на бронзовом крюке на стене.
— Я забыл свою шляпу, — сказал он, надев ее на голову.
— Порой мне кажется, что ты нарочно повсюду оставляешь свою шляпу, — пробормотала я.
Он сложил оставшиеся стулья.
— И почему же ты так думаешь?
Я промолчала. Он подошел ко мне и протянул руку. На его ладони лежала одинокая блестка от платья, которое Скарлет одолжила мне.
— Ты потеряла вот это.
Я хихикнула, немного смущенная тем, что разбрасываю повсюду частички платья:
— Я линяю.
— Я и в самом деле оставил шляпу нарочно, — согласился он. — Тебя сложно застать одну, и я хотел кое о чем спросить тебя…
И он пригласил меня на Осенний бал.
— Я знаю, это выглядит по-дурацки, но мне придется пойти. Я вхожу в программу по развлечению гостей. Мы с друзьями играем, так что…
— Ты с друзьями играешь? Ты имеешь в виду, что у тебя есть группа?
— Нет, мы еще не группа. Всего-навсего несколько парней, которые объединились, чтобы развлекать гостей во время Осеннего бала в Школе Святой Троицы. Я ненавижу, когда люди, поиграв с друг другом пару минут, начинают говорить: «Да мы группа!»
Он сказал это очень быстро, бурно жестикулируя (думаю, нервничал), потом снял шляпу с головы, словно хотел занять чем-нибудь руки.
— Так что я определенно иду. С тобой или без тебя. Но я бы предпочел пойти с тобой.
Он улыбнулся, его голубые глаза смотрели мягко и робко. Если бы я была другой девушкой, которая вела бы другую жизнь, может быть, я поцеловала бы его прямо сейчас.
— Так что, Аня, что скажешь?
— Нет, — твердо ответила я.
— Хорошо, — сказал он и снова надел шляпу. — Хотелось бы знать, дело в принципе или во мне?
— А есть разница?
— Да, если я тебе не нравлюсь, то я не буду тебя беспокоить. Я не собираюсь ошиваться там, где меня не хотят видеть.
Я обдумала его вопрос. По-честному, мне хотелось, чтобы он ошивался рядом со мной, и в то же время отказ был единственным разумным решением.
— Нет, причина не в тебе, — солгала я. — Я думаю, что пока Арсли в больнице, а моя собственная жизнь полна сложностей, я не должна ни с кем встречаться. Вопрос приоритетов, понимаешь ли.
— Я понимаю, но «вопрос приоритетов» звучит как вранье, — сказал он и ушел. На этот раз он взял с собой шляпу.
Сейчас Вин мне нравился больше, чем когда-либо. Я ценила, когда вранье прямо называют враньем.
Я позволила себе почувствовать себя хорошо и немного пожалеть себя, но только пару мгновений. Папа всегда говорил, что жалость к себе — самая бесполезная из всех человеческих эмоций.