— Не расстраивайся, Ева. Я сделала то же самое. Я знаю о ее жизни гораздо больше других и тоже не захотела выдавать чужих тайн.
— Знаешь, — продолжала Ева, — Грэйс странно изменилась сразу после приезда Кейси домой. Когда узнала, что дочь беременна.
— В чем это выражалось?
— Она была не такой, как всегда. Мысли ее витали где-то далеко, она меньше стала интересоваться делами, а это для нее весьма странно. Она всегда была словно тигрица, за всеми следила, за малейшую оплошность готова была съесть. А потом эта поездка на конференцию… Очень странно.
— Она ведь никогда не ездила на подобные мероприятия, не так ли?
— Нет, черт возьми. Она терпеть их не могла, как и холодную погоду.
— Очень интересно.
Подумав с минуту, Пич добавила:
— Здесь дело в Кейси. Насколько я знаю Грэйс, ничто другое и никто другой не смогли бы вывести ее из равновесия. Центр всей ее жизни — дочь.
— Согласна.
— Надо сказать об этом психиатру. Ты не возражаешь, если я передам ему и твое мнение?
— Только в случае крайней необходимости. Терпеть не могу допросов.
Подошел Джим, сообщив, что кровотечение удалось остановить и Кейси сейчас отдыхает.
— Есть какие-нибудь соображения, с чем может быть связан выкидыш?
— Конкретно — нет. Однако я не удивляюсь, что это произошло. У Кейси несколько дней были кровяные выделения, а совет отдыхать она проигнорировала. Сестры рассказали мне, что она целые дни проводит в госпитале, ухаживая за матерью.
— Она оказалась перед выбором: нужды ребенка или нужды матери — и в итоге… потеряла ребенка, — резюмировала Пич.
— Господи, не хватает Грэйс взвалить на себя вину за неудачную беременность… особенно если вспомнить, как она сразу отреагировала на новости, которые привезла дочь, — сказала Ева.
Пич поднялась наверх. Грэйс мирно сидела в кресле и смотрела в окно. Пич присела рядом, взяла ее за руку и нежно сжала в ладонях.
— Здравствуй, Грэйс. Помнишь меня, свою старую подружку Пич? Ну конечно, помнишь. Мы столько лет знаем друг друга. Пожалуйста, возвращайся к нам. Ты нам нужна.
Подруги молчали, но тишина уже не казалась гнетущей. Их молчание было молчанием близких людей, без слов понимающих друг друга. Пич вспомнила дни, когда они так же тихо сидели рядышком с ее матерью и думали о своем. Последние годы жизни Хейзел провела в слепоте. Как и все в жизни, она приняла свою судьбу, которую даровал ей Господь, с миром. Хейзел была любящей бабушкой внукам, которых никогда не видела. Пич вспоминала ее с неизменной светлой грустью, испытывая при этом чувство ничем невосполнимой утраты. Неужели так будет и с Дрейком? Неужели время не способно залечить эти раны?
Когда сгустились сумерки и включили свет, Пич собралась уходить. Пожав на прощание руку Грэйс, она встала и, улыбнувшись, сказала:
— Спокойной ночи. Завтра я вернусь. Знай, я всегда где-то рядом.
Поцеловав подругу в щеку, Пич ушла, почувствовав приятное успокоение. Впервые с тех пор, как Грэйс чуть не убила себя, Пич действительно поверила, что все будет хорошо. «И у меня тоже», — шепнула она себе.
Глава 41
Никто не хочет оставаться в дураках
Мэгги проснулась от предрассветного холода и не сразу поняла, где находится. Сквозь жалюзи проникал молочный свет утра, стоял запах остывающего камина. Вдруг показалось, что Кирк домой не вернулся. Она встрепенулась, охваченная страхом. Соскочив с кушетки, бросилась наверх.
В спальне было темно, но под одеялом угадывался силуэт Кирка, и слышно было, как он дышит. Облегченно вздохнув, она сбросила пеньюар на пол. Отдернув одеяло со своей стороны кровати, Мэгги юркнула под холодную простыню. И хотя она не дотрагивалась до Кирка, его близость и согревала, и успокаивала ее.
Кирк проснулся в семь, когда Мэгги задремала. Он шевельнулся, и жена проснулась.
— Милый, ты уже встаешь?
— Да, мне пора, но ты лежи. Я позавтракаю в кафе.
— Правда? — В кровати было тепло и уютно, но дела не ждали, и Мэгги тоже надо было спешить. — Я все равно встаю, так что мы можем провести вместе еще несколько минут за кофе.
— У меня нет времени. Кстати, я хочу, чтобы ты навестила Лауру, если сможешь.
— А что случилось?
Он сел на кровать рядом с ней и угрюмо заговорил, опустив голову:
— Вчера вечером я сморозил ужасную глупость. Не знаю, что на меня нашло.
Мэгги встревожилась. Признаваться в своих слабостях не было ему свойственно. Что же такого греховного он совершил? Неужели соблазнил бедную" женщину? Мэгги даже побледнела от своего предположения.