Трясущимися руками она вставила ключ в замочную скважину. Открыв дверь, Грэйс не услышала зуммера. В том, что утром, перед уходом на работу, она включила охранную сигнализацию, Грэйс была абсолютно уверена. С некоторой опаской она приоткрыла дверь в фойе и огляделась. И вдруг две сильные руки обхватили ее сзади. Грэйс завизжала от страха.
— Сюрприз! — сказала Кейси, отпуская мать.
Она едва не лишилась чувств. Слава Богу, дочка дома и в хорошем настроении. Грэйс крепко обняла свое драгоценное чадо.
— Кейси, ты прямо как маленькая девочка. Чуть с ума меня не свела!
— Прости, мама. Но я просто удержаться не могла. Ты так забавно прокрадывалась в собственный дом…
— Дай мне на тебя посмотреть… Мы так давно не виделись.
— Мама, ты, как всегда, на высоте. Мне нравится, что ты осветлила волосы. Так ты выглядишь моложе.
— Я просто знаю один заговор против старости… Но на самом деле я прибавила в весе пару фунтов. Ты очень бледная, моя хорошая. С тобой все в порядке?
— Не надо надо мной дрожать, как курица над цыпленком. Все в порядке. Больше того, я в великолепной форме. А бледная я из-за того, что в Иллинойсе не так много солнца, как здесь.
— Но ты стала совсем худой — кожа да кости.
— Ну вот. С первых же минут ты начинаешь ко мне придираться.
— Все-все. Уже перестала. Пойдем в гостиную, поговорим.
Они сели рядышком на кушетку, и Грэйс задала вопрос, который мучил ее с момента получения телеграммы:
— Почему ты вернулась домой так неожиданно? Случилось что-нибудь?
— Ничего. Все просто прекрасно.
— Сколько ты собираешься пробыть дома?
— Посмотрим. Месяцев шесть, не меньше.
— Шесть месяцев! А как насчет университета?
— Я передумала. Преподавать я больше там не буду.
— Но почему? Мне казалось, ты полюбила мою старую альма-матер?
— Да, это так, но тут длинная история. Ты готова ее выслушать?
— Не знаю пока.
Грэйс тревожно посмотрела на свою красивую дочку. Светлые волосы и густые темные брови создавали впечатляющий контраст с оливковым цветом кожи и карими глазами. Дочка была вылитый отец в молодости, но Грэйс спрятала воспоминания о нем в дальние закоулки памяти. Она поднялась, подошла к бару, замаскированному двумя зеркальными дверками, и предложила дочери:
— Давай выпьем по стаканчику! Я чувствую, что немного алкоголя мне сейчас не помешает.
— Мне не надо, а себе налей.
Грэйс молча наполнила льдом стакан, плеснула немного джина, маленькой серебряной мерной пробкой добавила пару капель вермута и села.
— Уже давно я не брала в рот ни капли спиртного, — пояснила она.
— С чего начать?
— Наверное, лучше бы выпить бокал сухого вина, оно легче, да и калорий в нем меньше, но мне кажется, твои новости требуют чего-нибудь покрепче, или я не права?
— Возможно, и права. Мама, я полюбила одного человека.
Грэйс воспрянула духом. Кейси скоро исполнится двадцать восемь, и материнское сердце болело из-за того, что в жизни дочери доминирующее положение занимали учеба и работа, не оставляя ни времени, ни сил на личную жизнь.
— Это хорошие новости, — произнесла Грэйс, помолчав, — или я не права?
— Как сказать… Он женат.
— Так ты из-за этого уехала?
— Он собирается просить жену о разводе. Они не спят вместе уже много лет.
Да, такие новости счастливыми не назовешь.
— Кто этот мужчина? — спросила Грэйс.
— Мама, ты взяла не тот тон.
Грэйс постаралась говорить более дружелюбно:
— Продолжай, моя девочка, я вся внимание.
— Он профессор английской словесности. Заведующий нашей кафедрой.
— Сколько ему лет, моя милая?
— Сорок восемь, — ответила Кейси.
— Сорок восемь! Да он тебе в отцы годится! Он даже старше меня!
Грэйс содрогнулась от мысли, что какой-то старый греховодник мог совратить ее красавицу дочку. Хотя она не считала Кейси девственницей — едва ли в наши дни можно сохранить девственность до такого возраста, — но все же такой альянс вызывал брезгливость.
— Мама, прошу тебя, не суди его, пока не познакомишься с ним.
Грэйс вынуждена была сделать над собой усилие, чтобы перебороть неприязнь. Жизнь складывалась так, что ей приходилось работать с людьми эгоистичными и трудными в общении. Едва ли нужно придерживаться той тактики, то есть возводить барьер, в общении с дочерью, вполне интеллигентной и умной женщиной. Грэйс взяла руку дочери, посмотрела на ее длинные тонкие пальцы с короткими, лишенными маникюра ногтями. После всех этих рук, унизанных кольцами, с заостренными, безупречно отполированными и покрытыми коралловым лаком ногтями, которые Грэйс видела каждый день, руки дочери показались ей по-детски трогательными.