Малышка носилась меж деревьев за крошечным зайцем, заливисто хохотала, а стоило услышать меня, остановилась и крикнула:
– Беги, зайчик!
– Эту травку зовут так же, как и тебя, – улыбнулась я, когда дочка присела рядом со мной на корточки.
Глаза ребенка распахнулись при виде высокого стебля и ярко сиреневых мелких соцветий.
– Ты назвала меня в честь травы, мама?
– Нет, – рассмеялась я. – Мою маму звали Вероника, и тебя я назвала в честь нее.
– У тебя тоже была мама? – дочь недоверчиво глянула на меня.
Я никогда ей не рассказывала о своих родителях, и никогда не говорила правду о своем происхождении. Никто, кроме Герды, этого не знал и никогда не узнает.
– Конечно, была. У всех есть мамы.
– И папы?
Я не нашлась, что ответить. Папа у Вероники есть, но… Есть ли? За семь лет он ни разу не пригласил ее на прогулку, ни разу не играл с ней, даже говорить с дочерью не рвался. Всего лишь однажды пожелал Веронике спокойной ночи, и после этого она два дня пребывала в возбуждении, а каждый вечер кричала папе:
– Добрых снов!
Но он ей не отвечал.
– Мы возьмем эту травку, мам?
– Возьмем, – кивнула я. Растение пригодится, оно действительно помогало едва ли не от любых воспалений.
Вероника обнаружила, что в лесу можно кричать, и никого этим не напугаешь, носилась по узким полянкам, выбрасывала энергию. Я же расположилась на изогнутом стволе дерева, прислонилась к нему спиной и отбросила все-все мысли. Меня не волновал наш разрыв с Саваром, наоборот, я была рада тому, что больше не увижу его, что моя дочь будет расти в любви и заботе, ну и пусть без отца. Такой отец, как Савар, ей все равно не нужен.
Прекрасное настроение омрачало только одно – мне уже пора идти к старосте и говорить, что я остаюсь. Возможно, он сразу же попросит меня уехать, а когда я откажусь, то соберет деревню на совет, и они уж точно меня прогонят. Мне не дадут жизни, если останусь, и как сделать так, чтобы меня простили, я не представляла.
Домой вернулись не скоро, а по возвращению Вероника засела с книжкой на диване, намаявшись за утро. Я же впервые за восемь лет готовилась варить отвары.
Начисто вымыла котел, не жалея воды, поставила его на огонь. Мелко нарубила нужные растения, и как учила бабушка – говорила с ними, просила помочь тому, кто будет пить зелье. И мне даже казалось, что они отвечают. Легкое покалывание кончиков пальцев и было ответом.
Пока готовился первый отвар для Зафара, я отыскала пустые пузырьки. Ополоснула их, приготовила под розлив.
Мне хотелось, чтобы все было красиво, как в городских аптеках. Там я была лишь однажды и видела, как симпатично выглядят крошечные стеклянные пузырьки с деревянными пробками, к которым на тонкой бечевке был привязан картонный квадратик с названием лекарств. Таких картонок у меня не было, а вот бечевка нашлась, и когда разлила готовые зелья по бутылочкам, то просто повязала веревочки на них бантиком.
Зафар придет не раньше, чем наступит вечер. Впереди было еще полдня, которые я собиралась потратить на реке, чтобы поймать на обед и ужин пару рыбин, но перед этим мне нужно было настроиться и сходить наконец к старосте.
Настроиться я не успела, Шерп пришел сам. Я увидела его в окно, когда остатками воды протирала кухонный стол от пыли. Старик ковылял по дорожке к моему дому, опираясь на кривую палку, но что-то мне подсказывало, что староста идет в мой дом не за тем, чтобы я помогла ему с ногой, которую он за собой едва ли не волочил. Шерп никогда не пользовался услугами целительницы. Ни разу за те восемь лет, что я жила с Гердой, он не приходил за помощью, даже когда провалился под лед и серьезно заболел.
ГЛАВА 6
Шерп за прошедшие годы сильно постарел и ослаб, это было заметно по тому, как трясутся его руки, удерживающие клюку, как сильно выцвели его некогда темные зрачки. Пушистые седые волосы трепыхались на голове от ветра, делая старика похожим на одуванчика. Казалось, если ветер подует чуть сильнее, он мгновенно станет лысым.
Я вежливо поздоровалась, в дом приглашать не спешила. А Шерп замер у крыльца моего дома и смотрел на меня таким взглядом, что я не знала, бояться мне его визита или, наоборот, радоваться.
– Выросла, – сказал он, пошамкав морщинистыми губами. – Бабка была бы рада знать, что ты не сгинула в этом своем городе.
– Почему я должна была сгинуть?
– Что, уже стала такой же, как они все? – презрительно усмехнулся старик. – Поддалась влиянию законов да правил? Небось, тоже ходила на эти ваши ярмарки, тратила грязные деньги да радовалась, в то время как бедняки не могут себе позволить купить и ломоть хлеба? Платье на тебе, смотрю, совсем простецкое. Нарядные спрятала, решила не показываться в деревне в них?