– Говоришь, Ив тебя тоже… Ну, видит? Она-то каким боком?!
– Она спасла младшего сына барона Ирресского три года назад, когда их родовой демон вырвался на свободу и разрушил часть замка. Ив работала там с юности, если ты не в курсе. Во время того происшествия она и повредила спину, поэтому барон присылает ей ежемесячно по десять медных монет. И поэтому тебе не стоит трепаться насчет меня.
– Предпочитаешь оставаться пушистым клубком? – саркастически поинтересовалась я. – Боишься подняться выше козявки?
– Не хочу становиться монстром, – ровно ответил Ферн. – Прекращай истерику, Тая. Ты сама захотела что-то изменить в нашей жизни, и, должен сказать, давно пора. Оглянись! Ты живешь хуже, чем бродяга!
– Забыл, какой завал у них? У твоих обожаемых соседей? – огрызнулась я, почти признав его правоту. – На кухне вообще нет пустого места, кроме узкого прохода, а в спальне разве что кровати выделяются среди барахла, которым уставлен пол. Одежда, книги, какие-то непонятные приборы, жутковатые растения…
– Верно, – с необычайной мягкостью согласился демон. – У них – завал. Нагромождение необходимых или просто дорогих им вещей. А у тебя – грязная вонючая свалка! Ты не можешь жить без купаний, но в твоем доме не поселилась бы даже свинья!
– Тебя же все устраивало!
– Тебя все устраивало, – терпеливо повторил мои слова Ферн. – Ты не была готова к другому. Но сейчас тебе необходимо большее, чем существование без цели. Ты надумала помочь мне. Тая, пойми, ты изменилась не только внешне.
Меня словно окатили ледяной водой. Он не преувеличивал. Впервые за годы, проведенные вместе, я поставила его интересы выше своих.
Безжизненный смех пронесся по холодной комнате, эхом отразился от голых стен. Наконец-то Атайя Мерлейн умерла окончательно. Я поняла это со странной мешаниной горечи и облегчения. Меня больше не пугало прошлое. Я стала сильнее него.
***
Никогда не думала, что порой признание своего поражения означает выигрыш. Когда я, доведенная демоном до белого каления, перемыла всю целую посуду (две ложки и нож – ничего особенно сложного) и выбросила непригодную к употреблению, во двор пролезла пышущая злобой Мела, держа перед собой узелок с остатками пирога.
Чуть раньше Ив устроила ей нехилый разнос за безразличие к моей персоне. Мол, как же это получается – по соседству живет оборванное изголодавшееся существо, а тебе, дорогая сестричка, плевать? Бездомных кошек подкармливаешь, бродячим собакам сухари выносишь, шесть кормушек для неугомонных воробьев вокруг дома развесила, но ни разу не поинтересовалась, не загибается ли соседушка от недоедания? Плохо, ой плохо! Нельзя так жить! Ответных реплик Мелы мы с Ферном не слышали, однако единодушно решили, что любви к нам у нее точно не прибавилось.
Резким движением всучив мне снедь, колдунья скрипнула зубами и спросила:
– Ты вообще в курсе, что тот золотой – не настоящий? Много у тебя таких? Сотня? – Ее переполняла ярость. – Того, кто пытается обмануть Белого Дракона, он сжигает на месте! Я не люблю угли, представь себе! Тавенна настолько обеднела, что наполняет казну фальшивками? Хватит лезть в нашу жизнь, Тая. Я могу все понять, но ты нарываешься. Серьезно, лучше бы тебе осесть в другом месте.
Я растерялась. У меня не было причин ей не верить насчет золота. Однако… Мела угрожала? Предупреждала? Как-то неубедительно. За голову того, кто связан с подделкой денег, платили поменьше, чем за демона, но тоже прилично. Вместе мы с Ферном стоили около семидесяти монет. Неужели она борется с соблазном разбогатеть в один миг? Тогда у меня не оставалось времени даже до завтра.
– Эти деньги – плата за мое убийство. Восемнадцать монет – по одной за каждый год моей жизни. – Мне доставляло удовольствие видеть, как расширяются ее глаза, а с лица исчезает злость. – Может, ты слышала историю о том, как князь Тавеннский обхитрил колдунью, пообещавшую проклясть его дочь в день ее совершеннолетия?
Мела неуверенно кивнула:
– В общих чертах.
– Я сдаюсь. Я расскажу тебе все. – Это решение далось мне нелегко. – А потом ты подсчитаешь, на сколько визитов к Белому Дракону хватит тавеннской сокровищницы.