- Четыре дня, - сказал Карпухин. - Буду еще почти месяц, но у нас много экскурсий, а мне хотелось бы... собственно, не лично мне... поговорить с вами, передать привет не только от академика Карелина, но и еще кое от кого из ваших коллег.
- Бывших коллег, - бесстрастно констатировал Гинзбург, но не стал уточнять, а предложил сразу: - Если завтра у вас нет экскурсий, то мы могли бы встретиться в центре Тель-Авива... вы наверняка не очень знакомы с городом...
- Совсем не знаком, - признался Карпухин. - Мы остановились у родственников в Нетании.
- Нетания, - раздумчиво произнес Гинзбург и помолчал, что-то рассчитывая в уме. - Хорошо, я бы смог подъехать, скажем, на центральную автостанцию... Часов в пять, если вы не против.
- Не против, - сказал Карпухин с излишней, как ему показалось, торжественностью.
- Договорились. Я буду в светлой рубашке навыпуск, седой, но не лысый.
"Мне показывали вашу фотографию", - хотел сказать Карпухин, но все же промолчал. На фотографии у Гинзбурга была пышная черная шевелюра, но ведь прошло столько лет...
- А у меня будет маленький черный рюкзачок с надписью "Wrangler", - сказал он.
В кафе напротив автобусной станции стояли в грустном интерьере под фотографиями потерпевших аварию автомобилей три столика, на которых, если сильно захотеть, можно было бы поставить две большие или четыре маленькие тарелки.
- Я буду черный кофе, а вы? - спросил Гинзбург. Внешность его оказалась совсем не такой, какую представлял Карпухин. На фотографии десятилетней давности Гинзбург выглядел мужчиной в расцвете сил - высокий, широкоплечий, он стоял на фоне уходившего вдаль монтажно-испытательного цеха рядом с нынешним академиком Карелиным, бывшим руководителем конструкторского отдела Шемякиным и еще каким-то мужчиной мрачной наружности, о котором Карпухину сказали только, что это "человек с замечательными мозгами, но длинными ногами". Тот Гинзбург, которого Карпухин увидел выходившим из Тель-Авивского автобуса и узнал по светлой рубашке навыпуск, оказался мужчиной очень среднего роста, сутулым, с длинными руками, которые болтались, будто плети, и волосы действительно были седыми до синевы, а на лице прорезались тоненькие сети морщин, которых не было на старой фотографии. Как сказала бы острая на язык Руфочка, "этого человека, видимо, сильно потрепало в море жизненных обстоятельств".
- Я тоже черный, - сказал Карпухин. Ему было все равно, он предпочел бы рюмку коньяка, но спиртное в этом заведении, скорее всего, не подавали.
Гинзбург что-то сказал на иврите молоденькой "эфиопке" за стойкой, смотревшей на посетителей своими огромными глазами, и девушка кивнула, отчего, как почему-то показалось Карпухину, воздух, и без того жаркий, раскалился до невозможности, но сразу же откуда-то с потолка обрушилась на них холодная волна, и у Карпухина застучали зубы.
- Сейчас, - сказал Гинзбург, усаживаясь за столик, - сейчас и кондиционер войдет в режим, и кофе нам подадут замечательный, я уж вижу.
Все так и получилось: и прохлада, и кофе, и даже прекрасно выпеченные круасаны, Карпухин съел свой в три укуса, прежде чем ответил на традиционный вопрос, который ему в последние дни задавали все - от служащего на почте, куда они с Руфью пришли менять доллары, до случайного прохожего, спросившего по-русски, когда они стояли перед красным светофором:
- Как вам нравится в Израиле?
- Замечательно, - ответил Карпухин и добавил: - А вам?
Гинзбург поставил на стол чашку, из которой пил мелкими глотками, и внимательно посмотрел на собеседника.
- На этот вопрос, - сказал он, - я пытаюсь ответить вот уже одиннадцатый год.
- Анатолий Аскольдович, - продолжал Гинзбург, - все еще работает в системе? Я внимательно слежу за тем, что делается в России, но ни разу не слышал, чтобы по телевидению или в печати кто-нибудь упомянул имя Карелина. Такое впечатление... Вы давно знакомы?
- Год, - сказал Карпухин. - И это был очень насыщенный год. Анатолий Аскольдович очень интересовался тем, как вы тут устроились, он тоже пытался, по его словам, найти упоминания о вас на интернетовских сайтах израильских университетов и на сайте Техниона смотрел, и на сайте Израильского космического агентства...
- Я не работаю по специальности, - перебил Гинзбург и поморщился: Карпухин подумал, что упоминания об университетах, Технионе и космическом агентстве были собеседнику неприятны. "Вполне возможно, - сказал ему Карелин, когда они месяц назад обсуждали предстоявшую встречу с бывшим ракетчиком, - вполне возможно, что Гинзбург не смог устроиться, как ему хотелось бы. Но я убежден, что с его мозгами он наверняка нашел работу, где невозможно обойтись без творческого воображения".
- Знаете, - сказал Гинзбург, - так мы можем долго ходить вокруг да около. Понятно, что академик Карелин вряд ли вспомнил бы обо мне, не будь на то какая-то неизвестная мне причина. И понятно, что вы не стали бы разыскивать меня только для того, чтобы передать привет от моего бывшего начальника. Анатолий Аскольдович что-то организовал? Новый проект? Или собирается? Я прав?
С ним действительно нужно говорить прямо, - подумал Карпухин. Ну и замечательно.
- Конечно, - сказал он. - Собственно, проект уже существует, но я не могу сейчас говорить подробно, потому что...
- Догадываюсь, - улыбнулся Гинзбург. - Видите ли, я внимательно... насколько это возможно, конечно, слежу за тем, что происходит в космической отрасли. Роскосмос с Коптевым и Перминовым. Байконур с Россией и без нее. Космодром этот новый в Сибири, так и оставшийся бесхозным... Плесецк перестраивают под пилотируемые пуски, хотя это, на мой взгляд... Ладно, не играет роли. Понятно, что я многого не знаю, у меня ведь какой источник информации? Интернет. С прежними коллегами никакой связи.
- Они о вас помнят, - вставил Карпухин.
- Не сомневаюсь, - сухо отозвался Гинзбург. - Как и я о них. Боюсь только, что эти воспоминания не всегда приятного свойства.
- Вы...
- Погодите, дойдем и до этого. Я предполагаю - и привет от Анатолия Аскольдовича подтверждает, - что старая гвардия решила взять свое и перешла в наступление. Что-то удалось: пуск, например, в прошлом месяце ракетоносителя "Протон" с двумя коммерческими стационарными спутниками связи. Необычный пуск, сообщили о нем вскользь, как в старые времена сообщали о военных спутниках... Типа: "Выведен на орбиту "Космос-2384"... И старт был из Плесецка, да, а не с Байконура - очень невыгодно для пусков с малым наклоном орбиты, а стационары имеют нулевое наклонение. Были и другие тонкости, на которые "простой зритель" не обратил внимания. И пуски другие были тоже - в конце прошлого года, например. Короче, Александр Никитич, пораскинув мозгами - теми, что у меня еще остались, - я решил, что в России организована новая структура помимо Роскосмоса. Скорее всего, с участием частного капитала, но и государство немалые деньги вложило. Не пойму, правда, почему такая секретность, но это меня, в общем, не особенно интересует. А тут появляетесь вы с приветом от Анатолия Аскольдовича. Кто там еще из наших? Я имею в виду - из бывшей "Энергии"? И какое, извините, отношение к новому проекту имеете вы, Александр Никитич?
- Да, - сказал Карпухин, сложив руки на груди и глядя на собеседника изумленным взглядом, - я все думал, как мне подступиться... А вы, похоже, сами расскажете то, что мне о новом проекте еще не известно.
Гинзбург коротко хохотнул и, быстрыми глотками допив свой кофе, подал знак девушке за стойкой, что пора принести новую порцию.