Я совершенно не ожидала, что убийство профессора могут повесить на меня. Ведь доказать, что я была в это время в горах, проще простого. Значит, я засветилась на месте преступления. Интересно, как это они меня опознали? Пожалуй, я попала в объектив камер слежения в башне или на станции. А моя внешность, конечно, есть во всеобщей базе данных еще со времен моего рождения. Так что, теперь мне самой придется радоваться тому, что у нас нет полиции. Правда, узнать меня может каждый, а убивать и калечить мирных роботов мне никак нельзя, поэтому любые двое встречных смогут меня скрутить. А когда еще и увидят в сумке Варькину голову…
На мое счастье, народу на улице было по-прежнему немного. Я стала углубляться и углубляться в самые извилистые улочки и уже очень скоро довольно сильно удалилась от центра. Я не ускоряла шаг, чтобы не привлечь внимания, как будто спокойно иду себе в ремонт. Вобейда сперва поскуливал, чуя запах Варьки, но я просто попросила его помолчать, и он все понял.
Наконец, передо мною потянулась какая-то незнакомая улочка, где в нижних этажах многоэтажек располагались разные магазинчики и мастерские. Я зашагала вдоль этого ряда, поскольку мне было совершенно все равно, куда идти. Как вдруг мое внимание привлекла вывеска "Компьютерно-кибернетическая мастерская". А оказавшись у дверей, я прочла объявление, напечатанное на белом листе бумаги: "Мастерская закрыта до возвращения хозяина из Антарктиды". То есть, ее владелец, в отличие от Володи Немцова, не решился доверить свое заведение роботам. Вот так удача! Это именно то, что мне нужно.
Я осмотрелась по сторонам в поисках сигнализации. Почти сразу же заметив плохо замаскированный провод, перерезала его одним движением шпаги. Затем ударила навершием по дверному стеклу прямо над замком. Образовалось небольшое и аккуратное отверстие, в которое прошла моя рука. Отперев замок, я проскользнула внутрь, пропустила Вобейду и снова заперла дверь, а дырку в стекле прикрыла тем самым объявлением. Вот так. Теперь можно заняться делами в относительной безопасности.
Я углубилась в мастерскую, включила свое глазное освещение и вскоре без труда нашла всё, что мне было нужно.
Для начала я занялась собой. Если бы это читала какая-нибудь дурочка-гламурочка, она бы при этой фразе подумала, что я стала наводить "красоту" — причесываться, краситься и так далее. Как бы не так! У нас в доме отродясь не было косметики и всей этой бабской дряни. В данный же момент я отыскала кабинет мастера по "железу", порылась в столе и вытащила все, что мне нужно — плоскогубцы, отвертки, паяльник, разные детали, миниатюрный сварочный аппарат, клей… Затем вынула из сумки отрубленную руку и принялась осматривать ее.
Оказалось что кисть и пальцы не повреждены, а вот локтевой сустав сильно помят, так что вовсе не гнется. Слегка поразмыслив, я зажала верхнюю часть отрубленной руки в тиски и, обхватив ее запястье, стала сгибать ее. Бесполезно. Шарнир не поддавался. Я налегла изо всех сил, но мне не удалось согнуть искалеченный локоть хотя бы на миллиметр. Так продолжалось минут пятнадцать. Наконец, потеряв терпение, я заозиралась по сторонам и, отыскав кувалду, начала со всего маху лупить ею по своей несчастной руке. Мне буквально хотелось разнести ее в клочья, в эти мгновения мне было уже на все плевать… Как вдруг заклинившийся локоть неожиданно поддался, и согнулся сразу до предела! Я отбросила кувалду и потянула за пальцы отрубленной руки. И она полностью разогнулась, хоть и не совсем легко. Я стала сгибать и разгибать ее, до тех пор, пока не разработала полностью. У меня отлегло от сердца. Как говорил мой папа, если повезло в начале дела, повезет и во всем остальном. От облегчения я опустилась на колени и обняла Вобейду за шею своей уцелевшей правой рукой, зарылась лицом в его белый мех. Мои металлические ребра учащенно поднимались, совсем по-людски, транзисторы издавали звук тяжелого дыхания.
Когда этот, запрограммированный папой процесс завершился, я задумалась, что же делать дальше. Рука была именно отсечена, а значит, так просто ее на место не прикрутишь. Тогда я с помощью плоскогубцев стала откручивать от своего плеча то, осталось там от руки. Здесь мне повезло — резьба оказалась неповрежденной. Я собиралась заняться сваркой, но тут до меня дошло — а как же все это проделать одной рукой? Подумав, я подвинула руку в тисках, так, чтобы поврежденная часть касалась верстака. Приложила к месту среза недостающую часть и придавила ее сверху кувалдой. Затем включила сварочный аппарат и принялась за дело. С первого раза ничего не вышло — кувалда сползла, а за нею и обрубок. Со второго раза получилось то же самое. Наконец, помянув с десяток литовских чертей, я догадалась укрепить обрубок не только сверху, но и сзади. В таком состоянии он смог-таки дождаться, пока я поднесу к нему аппарат. Теперь, когда металл схватился хотя бы с одной стороны, я смогла постепенно поворачивать руку в тисках и закончить сварку полностью.
Снова сделала небольшой перерывчик, поговорила с Вобейдой и попробовала приладить руку на место. Долго не могла попасть в гнездо, а когда все-таки попала, то резьба пошла туго, неохотно. Раза два ее заклинивало, и приходилось начинать все с начала. Наконец, я догадалась попросить Вобейду, чтобы он, встав на задние лапы, передними подержал мою многострадальную руку, и мне удалось свободной рукой с помощью ключа закрутить несущий винт. После этого я взялась за паяльник и стала осторожно соединять все оборванные проводки с сенсорами и прочим. Наконец, я почувствовала боль во всей левой руке и поняла, что все подсоединила правильно. Попробовала согнуть локоть, и всё тело тут же как будто прострелило. Я даже согнулась от боли, но она постепенно притихла, стала более тупой и ноющей. Теперь оставалось лишь натянуть кожу и склеить ее. Это оказалось проще всего, и вскоре мое тело выглядело уже совершенно здоровым. Правда, боль от этого не прошла. Она стала не такой острой, и все же локоть и плечо по-прежнему давали о себе знать при каждом движении левой руки.
Я снова опустилась на колени и обняла своего друга теперь уже обеими руками, Поморщилась от новой боли, но это были уже пустяки. Затем, поднявшись на ноги, сделала несколько обычных движений рукой, в том числе и попробовала натянуть лук. По-прежнему побаливало, но терпимо.
Во время всей этой операции я вспоминала картинку, красовавшуюся на рабочем столе папиного ноутбука — Лара Крофт, встав на колени у костра, прижигает рану раскаленным ножом. Да, вот так занимаются собой хлопачары!
Я невольно позавидовала Варьке — ведь доспелые совсем не чувствуют боли. Она даже умирая не испытала никаких неприятных ощущений. А мне вот терпеть эти приступы, наверное, до самого возвращения людей. Специалисты, конечно, могли бы полностью отключить мне чувствительность, но самой мне это не под силу.
После всего этого я почувствовала, что зверски устала, что силы мои на исходе. Тогда я отдернула занавеску на окне, опустилась на стул и стала глядеть на утреннее солнце. На мое счастье оно оказалось ослепительно ярким, и я зарядилась энергией довольно быстро. Тут я сообразила, что Вобейда-то живой, а значит, не может питаться светом. Я стала рыться в разных ящиках и шкафах и, к счастью, нашла несколько банок свиной тушенки. Эх, папа ее обожал — как откроет банку, так сразу намажет кусок черного хлеба толстенным слоем сала. А теперь вот пёс его замещает. Я вскрыла одну из банок острием шпаги и поставила ее на пол. Вобейда тут же накинулся на нее, а я сгрузила остальные банки в свою сумку — пригодятся еще в пути.
Вся эта, почти домашняя картина того, как здоровое биологическое существо поглощает белковую пищу, заставила меня опуститься в кресло и невольно погрузиться в воспоминания.
… Как мы с папой сидели у новогодней елки, и он пел под гитару песни из старых фантастических фильмов, особенно напирая на крылатовские. Его окладистая борода переливалась в свете разноцветных лампочек. А я почему-то становилась задумчивой-задумчивой.