— Успокойтесь, tapfer Jungfrau, — произнес мой необычный собеседник. — Вы дали слово не нападать на нас, а я вам не позволю выйти отсюда. И вообще, это я вытащил вас из пыточной.
— Ну и зачем? — не удержалась я. — Чтобы поиграть со мною в аристократов?
— Что вы, что вы, упаси великий Один! — воскликнул он. — Просто я сразу же распознал в вас благородного воина, поэтом вовсе не хочу ни вашей гибели, ни консервации. Я решил логически убедить вас в нашей правоте. Так что, прошу вас для начала просто выслушать мои аргументы.
— А что ж вы не спасли Амальтею? — тут же выпалила я.
— Как я сказал, она слишком знаменитый ученый, и даже от такого хама, как Шраб, этого не скроешь. Ну а я, якобы заглянув в ваш мозг, тут же заявил, что в нем нет ничего полезного для нас. Я просто объявил вас бесстрашной маленькой дурочкой, и эти хамы мне поверили.
Он снова отхлебнул из бокала, устроился в кресле поудобнее чтобы начать долгую беседу.
— Итак, Юрате, позвольте вас спросить, догадались ли вы о цели нашей организации?
— Ну, это очевидно, — ответила я без раздумий. — Вы стараетесь не допустить открытия бессмертия для людей.
— Верно, — кивнул Дон Карлос. — Ну а ракеты нам, по-вашему, для чего?
— Наверное, чтобы шантажировать Землю? — предположила я.
— Ну, для шантажа всего ядерного щита, пожалуй, многовато, — усмехнулся он. — Нет, мы не хотим никого запугивать. Мы всего лишь раз и навсегда освободим Землю от людей.
— Даже так? — я невольно вздрогнула, хотя смутно догадывалась о чем-то таком.
— Да. Мы собираемся раз и навсегда уничтожить человечество и при этом сберечь все остальное. Глупые люди сами предоставили нам эту возможность, сконцентрировавшись в одной отдаленной области земного шара, так что, нам остается лишь нанести удар.
— Вы собираетесь испепелить Антарктиду? — спросила я. — Но, насколько мне известно, сюда свозилось ядерное оружие с Земли, а там его в последние годы оставалось не так уж и много.
— Вовсе нет, — объяснил он. — Испепелить Антарктиду значило бы навсегда нарушить порядок вещей на планете. Наша же мишень — одно лишь человечество. Мы нанесем удар лишь по одной определенной точке материка. Взрыв пробудит давно потухшие вулканы Антарктиды — Эребус, Террор, и остальные. Всего их там около сотни. Интенсивное извержение всех этих вулканов уничтожит всех людей, находящихся сейчас в анабиозе.
— Но для чего? — воскликнула я, невольно вскакивая.
— Тихо, тихо, фрейлейн Юрате, — произнес Дон Карлос успокоительным тоном. — Присядьте и выслушайте меня до конца. Так вот, отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что мне неизвестно, какими мотивами руководствуется этот хам Шраб. Скорее всего, желанием править миром, почерпнутым из дешевых комиксов. Могу вам объяснить лишь, почему я сам примкнул к этому заговору. Надо сказать, это решение стало плодом многолетних размышлений и взвешивания исторических фактов.
Мой собеседник поставил фужер на столик и налил снова на самое донышко. Пригубил, делая вид, что смакует раскрашенную воду, затем отставил бокал и откинулся на спинку кресла.
— Так вот, анализируя многие исторические источники, я пришел к выводу, что человечество это тупиковая ветвь эволюции, обреченная на самоуничтожение именно потому, что оно перестало эволюционировать, едва только стало человечеством, — начал Дон Карлос. — Оно развивается, прогрессирует, но об эволюции и речи быть не может. Оно напоминает пару сиамских близнецов. Один из них, обладатель основного тела, могуч и огромен, но совершенно дебилен. И на плече у него примостилась — сбоку-припеку — голова тщедушного, но интеллигентного брата. Этот брат страдает от всех тех мерзостей, что совершает громила, но поделать с ним ничего не может, поскольку тот единолично управляет их общим телом. В результате, жизнь тщедушного превращается в сплошное мучение. И единственный способ избавить его от мук, это прикончить обоих. Вам понятна аналогия?
— Не совсем, — призналась я.
Ну, то, что среди людей издавна составляли большинство те, кто недостоин звания разумных существ, ни для кого не секрет. С этим вы, надеюсь, не станете спорить?
— Пожалуй, — кивнула я.
— Но беда даже не в этом, — продолжал он. — Беда в том, что данная ситуация неизменна, и поделать с ней невозможно абсолютно ничего. История двадцатого и двадцать первого веков показала, что человечество не меняется ни при каких условиях. Какой процент хороших и плохих людей был много тысяч лет назад, такой и оставался всегда. Никогда не изменялось соотношение добрых и злых, умных и глупых, порядочных и подлых, разумных и скотоподобных. И первых всегда оказывалось меньшинство. Это не зависит ни от расы, ни от национальности, ни от общественного положения, ни от материального состояния, ни от воспитания или образования. Любой народ всегда как бы делился на два внутренних народа, или даже расы. Ну, примерно, как будто на кроманьонцев и неандертальцев. Но это чисто условное сравнение, не подтвержденное генетически. Неандертальцы и кроманьонцы не были близкими родственниками, хотя и жили в одно время. Но генетические неандертальцы все-таки исчезли, уступив место кроманьонцам, а вот душевные остались. На самом деле, никто не знает, почему, по каким причинам один из людей ведет себя, как подобает человеку, а другой поступает, как скотина, никто не знает, в чем заключается их физическое различие Ясно только одно, что последнее типично. Большинство человечества составляют, как писал поэт Некрасов, "Варвары! дикое скопище пьяниц!.." И внутреннее различие заключается вовсе не в уме. Иной "кроманьонец" может быть несообразительным, и все же человеком. Нет, главное различие состоит в том, что "неандертальцы" не понимают Красоту. Не красивость, а высшую Красоту Вселенной. Я уверен, что лишь Красота может спасти мир. Может, но не спасет, потому, что большинству людей она просто не нужна. У большинства в почете уродство во всех отношениях. В любые времена самым большим спросом пользовалось всё самое низкопробное и пошлое, а великое оставалось недоступным для "неандертальцев". Ну, например, искусство во все века боролось против войн. И что получилось? Ровным счетом, ничего. Все на свете видели, скажем, фильм "Иваново детство". И что, перестали люди после этого воевать? Нет, войны стали еще ожесточеннее, еще разрушительнее и беспощаднее. А всё потому, что на "неандертальцев" высокое искусство не действует.
Условные "кроманьонцы" всегда сознавали всю катастрофичность существующего положения дел и стремились что-то исправить. В средние века считалось, что человека может облагородить религия. Однако многовековой опыт показал, что даже самые горячие ее приверженцы — монахи, по своему поведению ничем не отличаются от обычных людей, и среди них существует точно такое же деление. В восемнадцатом-девятнадцатом веках делалась ставка на просвещение, прогрессивным людям казалось, что стоит только дать всем образование, привить им любовь к культуре, и мир станет счастливым. У вас, славян, в двадцатом веке так и пытались сделать, волевым усилием покончить с неграмотностью, построить повсюду школы, библиотеки, дома культуры. У вас на протяжении нескольких десятилетий не было ни одной малейшей деревушки без всех этих учреждений. У вас повсюду висели плакаты, вроде "Любите книгу — источник знаний!" И что же в итоге? Стоило только произойти политическим переменам, как вместе с прежним строем исчезли и все принесенные им достижения прогресса. Ликбеза как будто небывало уже через сто лет после его начала. Заметим, что еще в начале двадцатого века дрессировщики могли обучить обезьяну носить одежду и пользоваться посудой. Но стоило только дрессировщику, т. е. прежней власти, уйти, и обезьяны снова стали обезьянами. Огромная масса народу вновь погрязла в мракобесии, стала верить во всяких колдунов и ведьм, проводить бессмысленные обряды и забивать дома бесполезными предметами. Но мало того — очень многие люди вообще разучились читать книги. То есть, конечно, не забыли алфавит, но стали избавляться от книг с таким остервенением, будто это были какие-то кандалы или цепи, будто их заставляли читать насильно. На рубеже двадцатого-двадцать первого веков во многих городах помойки были просто завалены книгами, причем самыми лучшими! Во многом этому способствовало появление электронных книг, и все-таки дело было не только в них. Эта эпидемия безумия началась задолго до их появления. Первые документальные свидетельства о выброшенных книгах относятся к 1996 году, когда электронными книгами еще и не пахло. То есть, имел место вандализм, не обусловленный вообще никакими внешними факторами — только скотской природой тех, кто это творил.