Идут?.. За мной?..
Я не успеваю спросить, когда слышу… шаги. Тяжелые и стремительные, будто идущий шагом своим хочет разнести пол и расшатать стены. Они все ближе… Черный костюм подхватывает Рихту, она шипит и морщится… а потом замолкает, поднимает голову…
И в проеме появляется тур.
В животе что-то стягивается в комок, колючий и дрожащий. Дрожь эта, родившись из глубины тела, поднимается наружу — и вот уже всю меня колотит. Он смотрит на меня всего одно мгновение, черные глаза его не выражают ничего, кроме оголтелой свирепости… а потом содрогается, как если бы моя дрожь прошла по полу и нашла его. Он шагает ко мне — я тяну руки, единственное, что осталось подвижным. Рывок — и пол от меня так далеко, что даже страшно становится. Горячие, даже под черной броней, твердые руки и грудная клетка, в которой страшно и странно заходится боем сердце…
— Мать моя первородная Серменара… — Рихта таращится на меня откуда-то снизу, пока мы стремительно идем по коридору. Сзади все еще раздаются хлопки, но уже реже, пол все еще дрожит — но уже не так сильно. Или мне просто кажется, потому что меня несут на руках?.. Я позволяю себе закрыть глаза, вжаться в броню несущего меня тура… как же странно бьется его сердце… так, словно бы там не одно, а… два…
— Мар, это… — слышится мужской голос внизу. Мар? Это его имя?.. Не знаю, но… потом… я спрошу… обязательно…
— …
— Шерхи меня раздери…
Голоса звучат все глуше… все тише… руки снова немеют… немеет шея… все хорошо… все хорошо, даже если я сейчас умру… все хорошо…
2-2
… Рихта и её команда были из расы дарган — одной из рас, основавших Объединение. Одними из первых они покорили ближний к ним космос, считались лучшими инженерами и летчиками, так что Рихта имела полное право называть меня тупицей. Живучие, стремительные, яростные и беспощадные, все время рвущиеся вперед, осваивать новые горизонты, раса исследователей в настоящем и завоевателей в прошлом, дарганы очень уважали туров, своих ближайших соседей, за выносливость и честность. Поэтому когда на подлете к кораблю шерхов команда Рихты столкнулась с одиноким туром, преследующим ту же цель, что и они, договорились они быстро.
Все это мне рассказывала Рихта, пока я лежала в восстанавливающей капсуле, вся перемотанная и утыканная трубками. Она много еще чего говорила, но я то и дело теряла сознание и не слышала половины. Её это мало беспокоило — на языке её народа этот ритуал назывался Дар’ад-дур, “удержать словами”. От чего удержать, ясно было и так.
Тур приходил тоже, но в отличие от Рихты молчал. Сидел рядом с моей капсулой по три-четыре часа абсолютно неподвижно, и тишина эта между нами кричала и звенела. В эти часы я не теряла сознание, нет; каким бы сильным ни был жар, под его взглядом тысячи иголок шевелились под кожей, не давая забыться.
Что теперь будет? После того, как он вернул меня, отдаст ли снова на Миртос? Или, быть может… Я запретила себе надеяться, готовая к самому худшему. Потому что если опять позволю, допущу хотя бы мысль… как потом собрать себя обратно?..
— Еще раз, как там твоя планета называется?
— Земля.
— М-да… как оригинально.
— Не я придумала.
Характер у Рихты конечно скверный — но в ней совсем нет злобы или ненависти, она как будто не способна испытывать такие эмоции к существу намного слабее себя самой. Все, что она испытывает ко мне — лишь жалость и легкое презрение.
Мы стоим на мостике её корабля, с которого открывается вид на центр управления. Точнее, стою я — Рихта в специальном кресле, которое движется во всех доступных ему плоскостях с потрясающей скоростью. Голова её перемотана, но жалкой она не выглядит — скорее суровой и свирепой. Внизу работают её инженеры — мониторят работу оборудования, управляют полетом… На мои робкие попытки узнать, как эта махина движется, ну хотя бы за счет какой энергии, Рихта хохотала так долго, что даже цвет поменяла на сиреневый. А потом серьезно ответила, что не будь я такой очевидной тупицей, она бы пристрелила меня на месте — за попытку узнать их супер секретную технологию. Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось.
— Земля, говоришь… — Рихта листает свой планшет, он меньше, гибче, чем был мой, и полупрозрачный. — А, знаю этот сектор, скрамзова жопа… Тебе повезло, лохматая, выбраться из этой дыры… ну и засрана же ваша планетка…
— Что есть, то есть.
— И между собой сретесь, как полчище сурков… да уж… не планета, а…
— Рихта, хватит, — не выдерживаю я. — Это все-таки мой дом. Каким бы он ни был отвратным местом, это все равно мой дом. Перестань гадости говорить.