А потом он медленно отстраняется, прикрывает глаза… делает медленный вдох… Я невольно вздыхаю с облегчением. Прямо сейчас… я была не готова… пока не готова… И когда он отступает, лишь самую малость чувствую… разочарование.
Спальня на втором этаже довольно просторная — хотя возможно, это мне так кажется. Отдельный санузел, широкие окна, и под одним из них просто огромная кровать, на которой поместится штук пять меня и еще места на целый выводок рахшас хватит. Я устала просто чудовищно, но еще несколько часов лежу на ней глазами в потолок, пока в голове не утихает вихрь. Одно меня успокаивает — мы начали разговаривать. Я не раздражаю тура, я с большой долей вероятности привлекаю его… Это должно пугать, но не пугает — только трепет и волнение провоцирует в животе…
Под утро мне все же удается задремать. Я просыпаюсь от невнятного импульса, и пару секунд пытаюсь сообразить, где вообще нахожусь. Медленно светает, и я могу уже различить деревья за окном — высокие, будто сосны, толстые, как баобабы… В утренней тишине ни единого звука, как будто я одна во всем мире…
Насчет мира не знаю — но в доме я точно одна. Когда я спускаюсь, Мара нигде нет. Отлучился куда-то? Мог бы и предупредить, хоть записку оставить… и как бы я ее прочитала, интересно?.. Нужно будет выучить местный язык… понимать-то я понимаю, спасибо ретрансляторам в ушах, а поймут ли меня? Я ведь не буду все время сидеть дома, рано или поздно придется выйти и начать знакомиться с местными… Языки мне давались, хотя это было на Земле и было давно, так что никаких гарантий, что я справлюсь, но постараться нужно…
Пользуясь отсутствием хозяина я исследую дом. Назначение каких-то вещей интуитивно угадываю — холодильная камера и на Тавросе холодильная камера — какие-то решаю на всякий случай не трогать. Их на самом-то деле немного, вещей в этом доме, да и выглядит он в утреннем свете как будто необжитым… может, Мар тут почти и не жил?
Покончив с осмотром, я возвращаюсь наверх — изучить содержимое коробки, которую мне дали в приданое. Провозившись с замком минут пятнадцать и взмокнув, я хотела бросить это неблагодарное дело, но голос Рихты в голове обзывает меня тупицей и сразу все получается. Ух, ничего же себе… Коробку явно собирала не она… или не только она…
На самом верху — пачки пищевых капсул и добавок, которыми меня кормили на станции, несколько сменных комплектов одежды и, боже-боже-боже, нижнее белье!.. С корабля шерхов меня забрали в чем мать родила, и одежду подбирали из того, что было у дарган, а белья они не носили. Рихта долго пыталась понять, зачем мне одежда под одежду, а потом просто назвала ненормальной. Мне неуютно было ходить без белья, поэтому простым шортикам и топу я радуюсь, как новогоднему подарку. Коробку точно собирала Шерша, нужно написать ей… да вот прямо сейчас и напишу… Только в конце-концов переоденусь…
… То ли на радостях, то ли от недосыпа — но шаги за дверью в спальню я слышу за секунду до того, как она распахивается и впускает незнакомый голос:
— Мар, шерхов сын, ты почему не…
Незнакомый тур застывает на пороге и давится словами. Я застываю тоже, как была — со спущенными штанами.
… Вот и начала знакомиться с местными.
2-10
Маршаллех.
Сколько он не был дома? Полгода, год?.. Ничего не изменилось, все тот же запах, все тот же гул стволов берренех за окнами… Шелест ширки в траве и гомон ночных миртов… Ничего не изменилось на Тавросе…
В его доме изменилось все.
Гул в ушах понемногу утихает — теперь, когда Шер-аланах в его доме, Зов не так обжигает кипящей кровью жилы и кости. Меняя бинты, он проводит по выпуклостям на руках — и те в кои-то веки не лопаются. Зов чуть стихает, когда его источник рядом, когда можно протянуть руку — и коснуться.
Но ему не становится легче — теперь, когда Шер-аланах в его доме. Когда он может протянуть руку — и коснуться её. Коснуться и увидеть, как наливается зарево на её скулах…
На это вечность можно смотреть…
Это не Шер-минар, Зов крови, это простой и низменный Шер-руна — зов плоти, и справиться с ним легче. Но коварство его в том, что справиться с ним он не хочет… вернее, очень хочет справиться с ним, просто утолив этот голод.
Хочет до зубовного скрежета — но может только лежать в темноте и слушать, как прерывисто дышит в беспокойном сне источник всех желаний, что живут теперь в нем. Потому что он все-таки слушал рахшасу. Не так внимательно, как должен был… но достаточно, чтобы знать — подняться к ней сейчас он не может. В лучшем случае только напугает, а в худшем — покалечит.