— Что… зачем… Мар… что происходит?..
Тур опускает лезвие на стол и наконец поднимает на меня глаза.
— Завтра будет Тур’шернар. Я буду драться с ними и убью обоих. Ты справишься с этим?
— Зачем вам драться?..
Дура. Ты ведь уже знаешь ответ.
Мар смотрит на меня молча. Скажи это. Мне нужно, чтобы ты это сказал.
— Эти двое… захотели тебя как свою женщину.
Так и знала.
— А мое мнение тут вообще не учитывается?!
— Это касается только нас. Исход поединка тебя ни к чему не обяжет… Я обязательно объясню, когда все закончится. Если бы можно было решить словами… никто бы не стал устраивать поединок на смерть.
На смерть?.. А если…
— А если… а если тебя…
— Они не убьют меня.
— Откуда ты знаешь?!
— Я знаю. Поверь в меня.
Истерика обрывается в самом зачатке. Что-то такое в том, как он смотрит… как сжимает рукоять своего оружия… Он будет драться — из-за меня. Снова.
— Я… я верю в тебя. Только пожалуйста… будь осторожен…
— Обещаю. Останешься дома?
— Смеешься? Как будто я смогу спокойно сидеть дома, когда ты… когда…
Меняется что-то в лице его — каменную твердь словно заволакивает пеленой.
— Я бы не хотел, чтобы ты на это смотрела… Но я сильнее, когда ты рядом.
— Я буду рядом. И я буду смотреть. Ведь это из-за меня. Что значит Шер-аланах? Они говорили о праве на Шер-аланах, что это значит?
— …
— Не скажешь?
Мар вздыхает, чуть прикрывает глаза — взгляд его делается такой, словно ему ужасно больно. Может, не словно.
— Зовущая кровь. Вот, кто такая Шер-аланах. Право на Тур’шернар — право на поединок крови. Единственная форма смертельного поединка, которая не карается законом. Проводится на традиционном оружии. При минимум трех свидетелях. Но завтра соберется весь город.
Ох, господи боже…
— И зачем вам драться за Шер-аланах?..
— Я обязательно объясню. Завтра. Когда все закончится, я все тебе объясню.
— Почему не сейчас?
— Я не хочу… чтобы ты думала об этом неправильно… Чтобы ты вообще думала обо всем этом во время боя.
Замечательно, теперь я нервничаю еще больше.
— Это что-то страшное?
— Нет, — его сжатые губы чуть трескаются слабой улыбкой. — Это про очень сильные чувства… Завтра. Я расскажу тебе о них завтра.
— Ладно. Ты обещал. А значит…
А значит, ты не имеешь права завтра умереть.
2-13
Ночью я само собой не сплю — и Мар не спит тоже. Когда я выглядываю вниз, он сидит по-турецки на полу, голые руки на коленях — они все черные от переплетения вен… вспоминая, какой горячей была его рука, я поражаюсь — как можно выносить такой жар и оставаться в сознании?..
Это другая раса, напоминаю я себе. У него двойное сердце, четырехкамерные легкие, бронированный хребет, и вообще весь он считай бронированный: кожа у туров толще древесной коры. Он сильный, он роруку голову оторвал голыми руками… Все будет в порядке… все будет хорошо… все…
Я сжимаю руки, пальцы душат друг друга так, что еще немного — и переломятся. Господи… если слышишь здесь, на Тавросе… пожалуйста… пусть завтра все кончится хорошо.
Мар не ошибся — к счастью или сожалению — и к назначенному времени собирается если не весь город, то его треть. Плато окружено высокими скалами, словно дно чаши ее стенками; жители Рум’ры рассаживаются на камнях, легкий возбужденный гул повисает в воздухе вместе с удушающим маревом. На меня, сидящую у самого подножья, косятся по-разному, но в голове звенит так, что я едва ощущаю все эти взгляды.
Мар стоит посередине, по пояс обнаженный, яркий полуденный свет обливает его застывшую фигуру. Черные жгуты вен виднеются под кожей, обвивая руки и шею, темной паутиной проступая на спине и груди… Он стоит неподвижно, сжимая в опущенной руке лезвие.
Сегодня кто-то умрет от этого лезвия — и я буду на это смотреть.
Перед глазами плывет от жары, от ужаса… прыгает колено, дрожь бродит широкими шагами по всему телу… Скорей бы все началось… скорей бы началось и закончилось… вот бы закрыть глаза — и открыть их уже вечером, когда все уже позади… Я хочу этого так сильно, что чувствую почти облегчение, когда на площадку выходят противники. Мар не меняет позы — но исходящим от него напряжением можно захлебнуться.
— Не бойся, девочка. Мар очень силен.
Я чуть не подпрыгиваю на месте — дор Шаррах сидит рядом и умиротворенно улыбается. Когда он подошел? Как я не услышала?.. Хотя сильно ли я прислушивалась?.. А старый тур между тем беспечно продолжает: