Мар медленно дышит в глубоком сне. Он теперь ненавидит меня? Не захочет видеть? Что теперь с нами будет? Есть ли вообще у меня это "мы"?..
— Эй, ты слушаешь?
— …
Раш’ар стоит рядом, тоже весь перемотанный, но разница колоссальна — он стоит. Я не хочу, не могу смотреть на него, а он как будто не понимает этого и все лезет в поле зрения.
— Игнорируешь? Ты же сама позвала меня в круг.
Так, хватит с меня.
— Давай сразу кое-что проясним, — поворачиваюсь я к нему. — Я объявила о праве на круг только ради него. Ты для меня абсолютно чужой. Так что с тобой у нас все будет фиктивно.
— Не получится, — зло улыбается Раш’ар, и меня передергивает от этой улыбки. — Ты от меня не отделаешься. По закону круг живет вместе… в одном доме… будешь избегать меня?
— Буду. Ты мне не нравишься.
— Это поправимо.
— Иди к черту.
— Куда?
— К шерху иди!.. — не выдерживаю я. — Он же твой друг! А ты чуть не убил его! Как думаешь, сколько у тебя шансов мне понравиться?!
Раш’ар чуть щурится, глядя на меня, молчит, а потом негромко и внезапно очень спокойно произносит:
— За Шер-аланах не только друга — отца родного убьешь.
— Что?..
— Он не рассказывал, кто такая Шер-аланах?
— Зовущая кровь, кажется…
— А что это значит?
— Ну…
— Хах… Вот придурок… Я бы сразу объяснил.
Раш’ар садится на свободную койку, смотрит на меня с болезненным любопытством в глазах, и я тоже, пользуясь случаем, наконец рассматриваю его. Он кажется чуть выше Мара и как будто чуть уже, черты лица его так же резки, но из-за вечной полуухмылки, что не находит отражения в глазах, он выглядит младше и злее. Если Мар действительно похож на быка, то этот похож на змею.
Двухметровый питон, черт бы его побрал.
— Шер-аланах — это источник Зова крови, — наконец произносит Раш’ар. — Это значит, что его кровь — и моя, кстати тоже — стремится стать ближе к тебе. В прямом смысле ближе.
— Что?.. — нет-нет-нет, это же не значит, что…
— Ты такая милашка, когда хмуришься…
— Я тебя сейчас ударю.
— И сломаешь руку.
— Плевать на руку. Говори.
— Ты видела его руки под бинтами? Вены его видела? Можешь на мои взглянуть, — он разматывает бинты, и я вижу черные жгуты, пульсирующие на свету. — Шер-аланах для тура — центр его мира и вселенной, единственная женщина, с которой он может быть. И когда тур встречает её, его кровь постепенно начинает нагреваться, начинает жечь сосуды, плавить мышцы, кости…
— Прекрати…
— Если тур не может быть рядом с ней, то рано или поздно появляются прожеги на коже, слизистых, начинается отмирание тканей. Боль просто чудовищная — ее практически невозможно терпеть, ничем нельзя снять и…
— Замолчи! — меня всю колотит. — Пожалуйста… хватит…
Раш’ар смотрит на меня безо всякого выражения, пока я растираю виски. Боже… боже мой… его рука была такой горячей, что обожгла меня… я с трудом выдержала пару минут… а он терпел… терпел все это время?..
— Поэтому да, за возможность избежать мучений убьешь кого угодно — и сам с радостью примешь быструю смерть. Но нам это теперь не грозит, ведь ты у нас оказалась такой добросердечной…
— Он… не простит меня, да?
— Простит, куда он денется. Он жить без тебя не может, в прямом смысле. Ладно, мне он вряд ли обрадуется, так что я пойду. Увидимся на регистрации круга, — Раш’ар бодро поднимается на ноги — я почти ненавижу его за эту бодрость — и, фамильярно потрепав меня по голове, выходит за дверь. Я устало прислоняюсь к кровати.
Господи… пусть этот придурок потеряется в скалах и не вернется… С ним… просто невозможно. Я и без него-то не очень представляла, как буду жить дальше, а с ним… Внутри скребется, скулит и плачется что-то маленькое и жалкое, что-то, чему сейчас здесь не место, чему не позволено быть… обнимая плечи руками, я пытаюсь удержать его внутри, не выпустить наружу, не развести тут сырость, да и вообще…
Получается плохо — но к счастью, никто меня не слышит.
3-1
На ночь мне разрешают остаться в палате, раз уж койка напротив свободна. Я бы и так осталась — на полу в коридоре, если нужно — но врач сам предлагает. Близость Шер-аланах помогает туру, его температура падает, воспаление уменьшается… Я лежу на боку и смотрю на него — в бледном звездном свете Мар кажется скалой, камнем — такой же неподвижный и тихий. В этой тишине только дыхание его чуть слышно…
Я пропускаю момент, когда он приходит в себя — от напряжения и усталости я то и дело проваливаюсь в тревожную дрему — и вздрагиваю, когда в темноте раздается тихое: