— А почему ты решила оттуда улететь?
Обрывается на полуслове дор Шаррах, молчит Мар, и повисшая тишина звенит в ушах как сотни нитей, натянутых сквозь все мое тело… Вереш отводит взгляд, бормочет что-то, кажется извиняется… Я хочу что-то ответить, как-то замять тему… хочу выдавить хоть что-то, но не могу даже шевельнуться.
Посетители прощаются, я спохватываюсь и встаю. Спасибо, что пришли, всего доброго — что вы, какие разговоры, поправляйтесь… Они уходят — а тишина остается.
Я избегаю смотреть на Мара — он взгляд не отводит. Я сдаюсь первой.
— М..может уже будем спать?
— Как скажешь, — отвечает он и ложится, отодвигаясь ближе к стене. Я же замираю посреди палаты, как суслик в высокой траве.
Лечь к нему?.. Ведь ему и правда становится лучше, даже врач советовал… но… но с другой стороны… ох, господи, я сама (не) хочу этого, не знаю… Так, ладно. Я быстро-быстро забираюсь в постель, чтобы не дать себе и шанса на дальнейшие раздумья — на полчаса могу зависнуть — и дистанционным пультом выключаю свет. Палата сразу же погружается во мрак, густой и душный. Вот так, а теперь нужно поскорее заснуть… Я надеюсь на темноту, что она убаюкает меня — но она делает только хуже.
Я лежу к Мару спиной, чувствуя жар большого сильного тела. Он и не думает засыпать, дыхание его слишком тихое, слишком близкое… Сковавшее меня напряжение столь сильно, что кожа кажется стеклянной, шевельнусь — и пойдут трещины. И я не двигаюсь, затекаю вся с ног до головы, перед глазами уже плывет… вся вспотевшая и напряженная, я чувствую, как внутри рождается тяжесть и дрожь — я давно не девочка и понимаю, что это значит. Он же не слышит?.. не чувствует? Или…
От движения за спиной я вся покрываюсь мурашками — с ног до головы.
— Все в порядке?
Ни черта не в порядке.
— Конечно.
— Ты уже полчаса не шевелишься.
— Я просто пытаюсь заснуть…
— У тебя сердце сейчас выпрыгнет.
Все-таки слышит.
— П..правда?
— Если тебя что-то беспокоит…
Ты меня беспокоишь.
— Все в порядке. Правда.
— …Ладно.
И снова — оглушающая тишина. Я так рехнусь. Точно рехнусь, в этот раз — окончательно и бесповоротно.
— Я могу спросить? — произносит Мар спустя какое-то время.
Смотря что.
— Конечно…
— Возможно ты… скучаешь по дому? Хочешь вернуться туда?
Я ожидаю какой угодно вопрос, но только не этот. Вернуться? Вернуться… туда?..
Я смотрю в темноту и не вижу даже её.
Серое, блеклое нечто смотрит из-за стекла. Разевает пасть и пускает пузыри.
— Куда ты смотришь?
Нечто разбухает, превращаясь в огромный шар слизи и гари… оно глотает солнце и глотает небо.
— Прекрати! Ты ребенка пугаешь!..
…
— Извините, но в вашем случае… только стойкая ремиссия… и то, шансы… вы понимаете…
Сложенные ладони на столе — крылья мертвой птицы. Окна дребезжат — выйди, выйди, выйди, выйди…
…
Искаженное лицо перед моим плывет и дрожит в меняющемся мареве. Я устала. Как же я устала… Окна все дребезжат, невыносимо громко… их звон рубит барабанные перепонки на куски… они лопнут… они лопаются… на щеках и шее — кровь сворачивается узлами…
— Что ты творишь… что ты творишь, ты можешь мне объяснить?.. Ты соображаешь вообще, хоть чуточку… или у тебя каша вместо мозгов? Может, мне снова сдать тебя в больницу? Хочешь в больницу?
Полыхает перед глазами — огонь или солнце?.. Дребезжание окон превращается в один непрерывный гул.
Простите… простите меня, пожалуйста… простите… прости… мама…
— Таня? Ты в порядке…
— Да… Нет. Я не хочу… туда возвращаться…
— А… твоя семья?..
— Нет у меня семьи… той… нет уже…
Мар обнимает меня — я лежу у него на груди, когда успел?..
— Значит, будет новая.
Больше он ничего не говорит, и это хорошо, и это правильно… зачем говорить что-то…
… когда достаточно уже сказанного…
3-2
Следующим утром на осмотре врач остается доволен и отпускает нас домой. Я волнуюсь страшно — как Мар по такой жаре дойдет? — но тур смотрит на меня почти с осуждением, моя тревога обижает его: как это я не верю в его силу и крепость? Я верю, верю конечно… просто теперь я верю еще и своим глазам.