Я растекаюсь по сжимающим меня рукам, поскуливая и всхлипывая… Мар часто-часто дышит, содрогается мелко между моих бедер… между ними уже влажно и горячо от него, но он все еще очень и очень твердый…
— Дай… я…
Он не сразу понимает, что я пытаюсь сделать — а когда понимает, хрипит и стонет, откинувшись на спину. Я сжимаю на нем подрагивающие пальцы, они очень холодными ему должны казаться — потому что я почти обжигаюсь… Я успеваю сделать буквально пару движений — и руку мою заливает как будто отовсюду горячей и густой массой…
Мар тяжело и надсадно дышит, проводит ладонью по лицу — боже, это та рука?.. сейчас со стыда сгорю — смотрит на меня так, что я хочу свернуться в клубок… Смотрит так, словно даже присутствие в доме постороннего не остановит его от…
Черт возьми, Раш'ар!..
Кажется, Мар вспоминает о нем тоже — или что-то другое останавливает его, но он молча поднимается, берет меня на руки — я скрываюсь на его груди от остатков ночной прохлады — и несет в ванну. В душе он сразу включает горячую воду — и под шум воды повторяет то же, что только что сделал в спальне — пока я не начинаю конвульсивно содрогаться и выть в собственную руку. Повиснув на его локте, я не чувствую коленей, не чувствую вообще ничего — все нервные окончания словно утонули в желейности ослабленных мышц и больше не передают сигналы в мозг.
— Это… тоже нормально для твоего вида? — спрашивает он, заворачивая меня в полотенце — я даже руки поднять не могу.
— Мм… что именно?..
— Вызывать… зависимость?..
Не была бы такой разобранной — загордилась бы точно.
— Тебе… нравится со мной?.. При том, что я даже… ну… не могу его… внутрь?
Он издает странный звук, дергается… смотрит на меня так, словно у меня вторая голова выросла.
— Внутрь?..
— Ну… наш вид именно так… в основном…
Мар долго молчит… очень долго молчит, а потом медленно произносит:
— Мы все-таки… сильно отличаемся в размерах… поэтому я не думаю, что это возможно…
Эти самые размеры сейчас очень красноречиво покачиваются между нашими животами. Я сухо сглатываю. Отличаемся, не то слово… но…
Но я все еще хочу… попробовать…
— Ммм… мы можем… аккуратно… попытаться… в следующий раз…
Он со свистом втягивает воздух — представил, да? я тоже… и у меня горит лицо, шея, пульсирует между ног от одной мысли… Так, хватит. Это уже что-то нездоровое… Я же только что… дважды… третий раз у меня просто шарниры слетят… Да и все-так мы не одни дома… господи, надеюсь, Раш’ар спит и ничего этого не слышал…
… Раш’ар не спит — и когда через полчаса мы спускаемся вниз, смотрит с такой ненавистью и болью, что можно топить города.
3-9
Грида ставит на стол передо мной чашку с прохладным настоем — пахнет сладковато, но на языке остается приятная кислинка. За окном чуть слышно качается ветер в гамаке из древесных ветвей, они поскрипывают и потираются плотными темными листьями. Где-то вдалеке постукивает-покрикивает птица руртук, и больше ни звука в полуденной жаре не доносится, жара словно воск заливает землю, заливает небо.
У нас перерыв — заниматься при такой температуре решительно невозможно, тяжело даже Гриде, а она прожила тут достаточно долго, чтобы привыкнуть. Женщина лениво чистит миррум, которые я принесла в качестве благодарственного угощения. Дома их уже целая корзинка — Вереш регулярно заходит. Мальчишка старается не попадаться на глаза турам, но если случается — сразу вытягивается, как дикий зверек при виде человека. Они ни разу и слова ему не сказали, чего бы ему так бояться? Хотя я многое еще не понимаю и не знаю…
Грида тянется на кресле, свободные рукава ее туники скользят, обнажая руки — и я с интересом разглядываю плетение на них.
— Нравится?
— Да, очень красиво.
— Это ракум — защитный оберег. Плетут его обычно женщины для своей семьи.