Мы спускаемся еще ниже — от влажности у меня уже выступает испарина на висках. Где-то гудят водопады, хоть и не такие ошеломляющие, как на Рах, но бурные, злые; они выносят из недр земли песок и камни, и купаться в бурых желтых заводях не тянет совсем. Вокруг воды гнездятся местные хищные птицы, такие огромные, что размахом крыльев наверное могут устроить небольшое торнадо. Но вопреки размерам очень пугливы и разлетаются, стоит нам приблизиться.
— Все нормально?
— Да, все хорошо…
— Ты дышишь тяжело.
Я улыбаюсь — здесь, во влажном и теплом воздухе, мне дышится легче, чем в прохладе нашего дома. И Мар, кажется, это понимает. Он приглаживает ставшие дыбом волосы — не хочу даже думать, что у меня на голове — и ничего не говорит словами.
Его взгляд говорит достаточно.
Мы поднимаемся обратно, когда становится уже по-настоящему жарко. На горизонте клубятся и пухнут лиловые тучи — успеть бы до дождя вернутся домой, мобиль-то придется оставить на въезде в город… Надышавшись, я придремываю на пути домой, чтобы проснуться от вспышки во весь небосвод — и упавшего с него грохота.
*руф — примерно 100 кг. Мар весит 2,7 руфа, Раш’ар — 2,4.
3-12
…Грозы на Тавросе — почти стихийное бедствие. По силе разрушительнее взрыва, молнии бьют с интервалом в несколько секунд, грохот стоит такой, что можно натурально оглохнуть, а идущая стена воды смывает целые участки леса со склонов. Хорошо еще, что совсем нет ветра — на такой местности он сильно не разгонится, но что творится в небе… страшно даже подумать.
Дождь настигает нас у самого дома, обрушивается на крышу и стены как водопад, мгновенно затягивая окна сплошным потоком. Мы успели поймать буквально пару секунд — и влетели уже мокрые насквозь. Слава богу, туры строят дома с учетом этих катаклизмов — и в каждом есть резервный генератор электроэнергии, а стены и фундамент выдержат напор, даже если на них обрушится плотина. Слабое место — окна — защищают специальными экранами, которые спускают с крыши.
— Уф… погода шепчет, ничего не скажешь… — вырывается у меня с нервным смешком.
Туника облепила тело вторым слоем грубой кожи — ее хочется снять немедленно. Я фыркаю и отплевываюсь от воды, убираю ее с лица, а она все равно без конца стекает, холодя шею и плечи, капает на пол — уже лужа наверное натекла… В прихожей — полумрак, рядом так же тяжело дышит Мар — мокрый, дрожащий, но жаром от него веет, как от печки. Еще бы, столько бежать, да еще и с весом, что бы он там про него не говорил…
— Надо переодеться и…
Я не успеваю договорить, как в тело врезается обжигающая твердь. За спиной, на спине, рассекая ее, давят тяжелые руки, вжимают в грудную клетку — как будто желая впитать меня по молекулам.
— Мар?..
— …
— Ты что?..
— … Я скучаю по тебе…
Я тянусь ладонями, под ними вздрагивают бугры напряженных мышц.
— Я тоже…
Вжимаюсь крепче… ближе… мне мало этого дня, мало этого времени, мне нужно больше… больше смотреть на него, больше слушать… больше, еще больше узнавать о нем… Тех крох, что перепали сегодня, мне мало, так мало…
Под чудовищный грохот снаружи я отрываю лицо от его груди… становлюсь на цыпочки… Вспышка на миг освещает лицо, будто выточенное из камня… я тянусь к нему ладонями, тяну на себя…
…его губы горячие — и почему-то очень сухие. Я касаюсь их своими… он кажется не дышит, а сердец его я не ощущаю, это просто мое решило биться за всех сразу, за себя, за него, за грозу, и я не слышу ничего вокруг… Я уже хочу отстраниться, когда его руки на моей спине оживают, смыкаются на талии и резко дергают вверх.
— Ой!..
Я на тумбочке, Мар — меж моих дрожащих бёдер, вибрирует весь с ног до головы, дыхание частит и оседает на моих губах обжигающим паром.
— Это… ты… что сделала?..
— По… поцеловала… а что, не…
— Еще.
— А?
— Еще раз… сделай так… еще…
Теперь его лицо ближе и тянуться к нему намного удобнее. Мне страшно и щекотно, тревожно и жарко, когда я снова наклоняюсь к нему… когда снова обжигаюсь о него и тут же — отстраняюсь. Снова… и снова… тяну его губу на себя, пробую кончиком языка… и содрогаюсь вся как земля от сейсмических толчков, когда он отвечает — неожиданно несдержанно, резко, сразу оказавшись языком у меня во рту. Внутренности плавятся, склеиваются в дрожащий липкий ком, он оседает внизу живота, я тяну тура ближе к себе — и выдыхаю ему в рот, когда он вжимается пахом мне между ног. Мокрая туника давно задралась — и между нашими телами его штаны и мое нижнее белье… и жаркая влажность, тянущая их друг к другу словно магнитом.