А внутри меня рождается сверхновая.
Вдох-выдох… вдох-выдох… дыхание выравнивается, подстраивается под одному телу известный ритм… выдох… ниже… вдох… выше… выдох — ниже, ниже… сипит и хрипит подо мной, звуки резонируют с теми, что доносятся изнутри… глубоко… полно… так страшно и так… так… Бесподобная беспомощность накатывает на тело откуда-то из глубины, сковывая своей сладкой слабостью, чуть покалывая тело изнутри и снаружи, везде и сразу…
Еще… нужно еще… спазм внутри слабеет… мышцы растекаются, расползаются, как желе на солнцепеке… я и не думала, что могу так… о боже… еще… да… еще чуть глубже… сколько там? так мало… мало, слишком мало… я приподнимаюсь и опускаются еще чуть ниже… вот так… и еще раз… и еще… смешивается смазка, моя и его, но его больше, намного больше… она наполняет меня внутри, она вытекает из меня, рождая стыдные, влажные звуки от каждого движения… и каждое движение требует за собой следующее, словно если я остановлюсь… если прекращу…
Ладони, сжимающие и удерживающие мои бедра, не дающие мне упасть, эти ладони, горячие настолько, что наверное будут ожоги — черт с этими ожогами и черт с этими ногами, мне хорошо, мне очень хорошо, с каждой секундой это хорошо становится все больше, все больше меня самой — эти ладони внезапно тянут меня вверх и внутри остается лишь обидно холодная пустота.
Я не успеваю возмутиться — если вообще способна на возмущение — когда Мар подтягивается вместе со мной на постели выше, откидывается на стену и роняет меня себе на грудь. О да, так намного лучше, так… о боже… он внутри, он снова внутри… уже не больно, совсем не больно, господи, как это вообще возможно… он распирает изнутри так сильно, что меня наизнанку должно уже выворачивать, но… мне так хорошо… так хорошо от одного его присутствия во мне, от его жаркой твердости, исходящей обжигающей влажностью. А потом он подается бедрами вверх, вжимаясь в меня еще туже, еще плотнее.
— …!
…Перед моими глазами — вспыхивают и гаснут мириады огней Вселенной. Внутри движется, пока еще медленно… но ускоряясь с каждым движением… движется… натирая бугорками сразу все и везде… погружаясь ровно настолько, чтобы достать до самой глубины, растянуть ее ровно настолько, чтобы до краев, но не на разрыв… быстрее… еще быстрее… о боже… куда еще быстрее… хрипит и рычит, давит предплечьями на спину, она сейчас переломится, переломится спина, дышать не могу, дышать не нужно, горячо-горячо-горячо, еще горячее, еще быстрее, сейчас, вот, да, здесь, вот так, еще еще еще еще…
Скручивает и ломает, выворачивая наизнанку, а внутри лопается, разливается, вибрирует вокруг и всюду, словно земля под нами тоже наизнанку выворачивается… я слышу голос — свой, Мара, чей, не могу понять, не могу распознать в месиве мыслей и ощущений границы тела его и моего, словно он жаром своим спаялся со мной, словно вливаясь в меня, он сросся со мной, словно…
Он все вибрирует во мне, наполняя еще большим количеством жидкости, она течет и все никак не останавливается… его так много во мне, он словно стал еще больше… так, что несмотря на действие его смазки, явно анестезирующее, мне становится больно… я не выдаю ни словом, ни стоном, ни единым вдохом, я принимаю до тех пор, пока вибрация в нем не стихает… пока меня саму от этой крупной дрожи не скручивает еще раз — эхом того разрывного чувства, что до сих пор сотрясает тело.
Когда Мар наконец разжимает руки на моей спине, когда внутри — снова пустота, которая всегда будет помнить наполненность, я опираюсь на желейные ладони и приподнимаюсь. Я ищу его лицо и нахожу губы — сухие и горячие, они по-прежнему жадные — но эта новая жадность. Это жадность уже познавшего насыщение.
— Хорошо? Все хорошо?
— …это я должен спрашивать…
Его голос — словно из-под земли, густой, глубокий, гулкий… его ладони неторопливо собирают остатки сотрясающей меня дрожи… Уже не обжигающий жар — мягкое тепло сосредотачивается, собирается в склейке между нашими телами, оно зыбкое, оно тает, его так хочется удержать… я прячу лицо у него на груди, вбирая в себя это тепло и запах… завтра я буду носить его на своем теле, даже после душа он сохраняется… Я убеждаюсь в этом, когда обессиленную, Мар укладывает меня после ванны в постель и сам идет мыться. Украдкой — хотя никто меня не видит — я принюхиваюсь и слышу остатки того самого запаха, что сводит меня с ума… в прямом смысле ведь сводит, у меня натурально слетают тормоза, когда Мар возбуждается… Запоздалое беспокойство едко впивается в размягченный мозг: а что если это своего рода наркотик? Что если я сейчас подсяду на него, хуже зависимости ведь не придумаешь…