— Не переживай. Уже все уладили. Семейные обстоятельства экстренного характера — это достаточно уважительная причина.
Я вымученно улыбаюсь в ответ и тут же одергиваю себя. Хватит. Ты ничего не сделала. Мысли… это просто мысли. Пока они не превратились в поступки, они вредят только тебе самой… нужно как раньше… вести себя как раньше, чтобы никто не страдал от этих мыслей…
— Раш, а… твоя работа… все нормально?
Тупица. Тупица, тупица, поумнее ничего не могла придумать?
Тур не поднимает глаз — последние несколько дней он вообще почему-то перестал на меня смотреть — и коротко отвечает:
— Все в порядке. Семейные обстоятельства — уважительная причина.
Повисшая за столом тишина вымораживает внутренности. Оно… всегда так было? Нет, хорошо у нас и не было, но… вот так? Что-то поменялось, между ними, между мной и Рашем, между мной и Маром, этот клубок с каждым вдохом все туже, все плотнее… Не задохнуться бы в нем — и не задушить самой.
Раш остается на ночь с нами — в его доме временно живет семья, оставшаяся без крыши над головой. Мне неловко — больше, много больше чем раньше, как будто возвращаясь к привычной рутине я предаю нечто, что возникло между нами… оно не имело право возникать, оно не было желанным… но от этого мне не легче…
— Очень было страшно? — спрашивает Мар, когда я клубочусь у него на груди, силой объятий стараясь вытеснить всё лишнее из себя. Слегка похолодало, но в его руках по-прежнему жарко — то, что нужно, когда внутри гуляет озноб.
— Угу…
— Уши твои как?
— Лучше. Поставили новые ретрансляторы. А я и без них уже что-то понимала, представляешь?
— Ты умница. Скоро и эти уже не понадобятся.
— Да где там скоро…
— Я в тебе не сомневаюсь.
Зато сомневаюсь в себе я.
Я сжимаю руки еще крепче. Если бы можно было вот так раствориться в нем… просочиться под кожу и кости, стать еще ближе, стать его частью и никогда, никогда не разделяться… если бы…
— Все в порядке?
Нет.
— Угу.
— Ладно… тогда засыпай…
Во сне я откатываюсь на бок — и сквозь дрему чувствую, как меня прижимают к себе, спиной к животу, горячему, твердому… жар этот путает сознание и мешает мысли… они липкие и ломкие, эти мысли, как будто не мои, чужие… ладонь на животе… мятая простынь под бедром… жарко… капли пота между грудей, в паху, в прогибе позвоночника… жарко…
Темнота все же уволакивает меня в свои недра, чтобы вытолкнуть под утро — всю взмокшую, слегка одуревшую, едва соображающую… за спиной по-прежнему — жар и твердость тела, мне неловко от собственной скользкой кожи… сквозь остатки полусна я подумываю подняться в душ — когда ощущаю прерывистое дыхание затылком, когда ладонь на животе начинает его поглаживать… осторожно… кончиками пальцев… улыбка сама собой растягивает губы…
Я тоже… очень скучала…
Он гладит осторожно… словно боится разбудить… хочет приласкать спящей? живот сводит, долго ли я смогу притворяться? скоро он поймет, что я не сплю… если еще не понял… но пока… пока можно сделать вид, что я и правда сплю… расслабить бедра… чуть теснее прижаться к его животу и… ооох… одно это чувство… когда он, каменный настолько, что это должно быть больно, вжимается в мою спину… чуть потирается… так легко, словно дрожит… Понял или нет? Запах его возбуждения — резкий, вышибающий мозги — его запах уже достиг меня, а мой… мой запах?.. Чувствует ли?..
Ладонь тура вздрагивает, когда я накрываю её своей и тяну ниже — туда, где она уже необходима. Натянутое белье — и обжигающие пальцы погружаются в горячую влажность, мне стыдно от звуков и хорошо от этого стыда. Хриплый стон над головой, прямо в волосы, он дергает пальцами нервно и неровно… хорошо… господи… может… может стоит вот так… попробовать… у нас давно не было… поэтому… ооох…
Сводит ноги, сводит стопы… слишком резко… слишком… тише… не так… быстро…
Я касаюсь его запястья, цепляя шероховатость бинтов, давлю на пальцы, стараясь их замедлить — да, вот так, медленнее, а еще лучше, если внутри… да… дааа…
Стоп.
Бин. ты?
Полуприкрытые, глаза мгновенно распахиваются. На моем животе, у меня между ног рука, обмотанная полосами бинтов.
Мар больше не носит бинты.
4-13
Я дергаюсь так сильно и резко, что он отпускает — наверное от неожиданности. Разворачиваюсь — и душу возглас, ударившись спиной о стену. Застывая от обрушенного осознания, я только и могу, что смотреть.