— Извини.
— Ничего… я понимаю. Физиология…
— Ничего ты не понимаешь, — говорит он беззлобно, грустно улыбается. — Носи… пожалуйста.
— Буду.
Он уходит, оставляя странное, горько-горячее чувство внутри, как будто ставшее было на место что-то снова с него соскочило… словно что-то почти наладилось, почти заработало как надо… но разлад, раздрай и раскол внутри все еще обжигает, не дает образоваться балансу, гармонии… Я потираю грудь, натыкаюсь на камешек… тяжело… может, написать или позвонить Шерше? Она заваливала меня сообщениями с тех пор, как связь восстановилась, я едва успевала ответить… Сможет ли она помочь… с этим?
…Писать Шерше не пришлось — помощь пришла сама, откуда не ждали. Упала с неба на одноместном мобильном флаере, ворвалась синим ураганом с воплем:
— Ну как вы тут, мать вашу раскударить в шерхову задницу?!
… Рихта узнала об оползне случайно — просто попалась заметка в новостях. Узнала и со свойственным ей подходом, не откладывая в долгий ящик, запрыгнула в свой флаер и в обход всех пограничных постов пересекла воздушную границу Тавроса, оставив свою команду разбираться с формальностями. Писать или звонить она посчитала излишним — и вот у нас в гостиной сидит лысое чудище, похабно переводящее взгляд с Мара и Раша на меня.
— Кажется, туры совсем разучились пользоваться своими причиндалами, раз лохматая до сих пор без пуза. Эй, хотите видео скину, как мы с Секраном…
— Нет, спасибо, — смотреть чужое хоум-видео, что может быть хуже?
Мар молчит, Раш пилит взглядом потолок, но исходящее от них раздражение можно руками трогать и в карман складывать. Да… так мы далеко не уедем…
— Может, вы пока…
К счастью, меня понимают сразу и неловкость заканчивается серединой фразы — туры оставляют меня наедине с дарган, как будто даже благодарные за то, что избавила их от ее громкого присутствия. Та сразу как будто сбрасывает с себя половину похабной агрессии и становится словно бы… меньше.
— Тебя как будто по оврагам за ноги таскали, — окинув меня взглядом, произносит Рихта с тем, что можно с натяжкой принять за сочувствие. Слышать это от существа без одного глаза и с протезом обидно вдвойне.
— Спасибо, ты как всегда восхитительно тактична.
— Обращайся. Как оно вообще?
— …
— Что, морды друг другу разъе…
— Было дело.
— Ты что, только Мару даешь? А второй на ручном приводе держится?
Резкая откровенность вопросов, высказанных таким спокойным и ровным тоном, вышибает почву из под ног. Я только ловлю ртом пузыри, а Рихта кривится, закатывая глаза.
— Первородная… ты как дожила вообще до этого дня, такая замороченная?
— Ну… как-то…
— Лучше бы их трахала вместо своих мозгов — или что там в твоей лохматой черепушке, вата?
— Да не могу я… Не могу с обоими сразу, это же… блядство какое-то!
Рихта наклоняет голову на бок и с искренним изумлением спрашивает:
— Где же тут блядство? Вы женаты, все трое.
— На Земле… там, где я росла… так не принято было. Не принято было вступать в такие отношения. Для меня это… дикость.
— Отсталая планетка.
— Иди ты…
— Схожу, но попозже. Смотреть не могу на твою унылую рожу. Совсем тупица, да? Всем глубоко насрать, сколько у тебя мужиков. Ты не на Земле уже, что, никак не дойдет?
— Это не так просто… я не могу так просто взять и вытрясти из себя установки, с которыми выросла…
— Боги милосердные… — Рихта откидывается на спинку дивана, она маленькая, ногами до пола не достает, так посмотришь — ребенок, пока не откроет рта. — У тебя мамка-папка были там, на Земле?
— …
— Сирота, что ли?
— Была… мама. И отчим.
— От…что?
— Неродной отец. Второй муж матери.
— М-да… а братья-сестры?
— Сестра. Сводная.
— Ну вот смотри, объясняю на пальцах для альтернативно одаренных. Дите у вас маму-папу обычно ж любит, так? Его никто камнями не бьет за то, что оно и к мамке на руки просится, и к папке лезет? Я к чему… любить не кого-то одного, а нескольких — разве это странно? Ребенок не будет любить маму меньше от того, что у него есть еще и папа, и бабки-дедки, тетки там, сестры, братья… понимаешь, лохматая?