— Мы его вернем, — Доминик обнял свою невесту за плечи здоровой рукой. Если бы не следователь, он бы снял с нее штаны и отшлепал за непослушание. — А если не удастся вернуть, то закажем подобное. Традиции не должны прерываться. А еще всем детям строго-настрого накажу, если папа сказал, то все его приказы должны выполняться дословно, и мамочка не должна их нарушать, если даже она на своего супруга обиделась окончательно и бесповоротно.
— Я не обиделась на тебя. Правда-правда. Просто… — смущенно пролепетала Сара.
Оно почувствовала себя бесконечно виноватой во всем произошедшем.
— Ну почему вы, девушки, такие непослушные? — проговорил Доминик, наклоняясь к ней и нежно целуя его в щеку.
— Так уж и все? Только я, — надула губы Сара.
Доминик счастливо рассмеялся и чмокнул ее в самый кончик носа.
— Придется тебя увезти далеко-далеко и заняться твоим воспитанием, — проговорил он счастливо.
Завтра, именно завтра, ни днем позже, они обвенчаются и уедут в имение маркиза Денев. Армэль Андре, если захочет, может поехать с ними. Только вряд ли. Она не сможет бросить своего еще маленького сына, которому очень нужна. Не сможет оставить и короля, которому нужны знания, опыт и аналитические способности ее подданной, которую он так высоко ценит.
А ему, Доминику, кроме Сары Морель, которая его все еще ненавидит, никто в этом мире не нужен. За нее, такую непослушную с синяками на лице, и целого мира не жалко.
Нет, ну, пожалуй, он никогда бы не расставался и со своими друзьями — Паскалем Лефевром, четой Валери, виконтами Мавилем и Лораном. Но тем приятнее будут с ними встречи после разлуки.
Он обязательно купит землю в пригороде, все же в городе ему не по карману, и выстроит там шикарный дом, чтобы приезжать туда с большой семьей, не меньше, чем у барона Валери, и принимать там друзей.
— Ты на меня не сердишься? Правда? — Сара взглянула на Доминика.
— Рассержусь, — проговорил тот сурово, продолжая счастливо улыбаться, — если ты перед алтарем не скажешь «да».
— А ты хочешь, чтобы я ответила «да»? — Сара смущенно потупилась. — Это ты так делаешь мне предложение?
— Я тебе уже столько раз предлагал стать моей супругой, что повторить мне не составит никакого труда. Господа! — обратился Доминик ко всем присутствующим в комнате. — Будьте свидетелями.
Он опустился перед Сарой на колени и взял ее ладони в свои руки.
— Я прошу руки и сердца у этой самой непослушной в мире девушки. А сам ей взамен предлагаю свои.
Доминик сделал жест, словно достает из груди свое сердце и на вытянутой ладони протягивает его Саре.
А та, улыбаясь, приняла его двумя руками и поднесла к своей груди.
— Приглашаю всех, — Доминик счастливым взглядом обвел зал, взор его остановился на дуболомах, — кто будет завтра свободен, на наше венчание.
Глава 27
В соборе, наспех украшенном лилиями и розами, перед алтарем стояли Доминик с Сарой. Они оба были невероятно красивы. Не сказать, что при этом лучились счастьем, но и несчастными не выглядели. Над лицом девушки поработал опытный визажист и, наложив невероятное количество макияжа, скрыл от посторонних взглядов синяки и ссадины на лице Сары. И только слегка заплывший глаз выдавал, что та совсем недавно побывала в переделке.
Приглашенные и любопытствующие не только заняли все свободные места, но и толпились в проходах.
Доминик поцеловал Сару после всех произнесенных клятв, как того требовал обычай, и, вздохнув, снял с ее пальца простенькое колечко, чтобы заменить дорогим, с бриллиантами, обручальным. Кольца с рубином было неимоверно жаль, которое исчезло вместе с ювелиром. Матушка обещала, что беглеца поймают в самое ближайшее время, только верилось в это с трудом. Ювелир был весьма не беден и мог уже пересечь границу, чтобы залечь на дно там на некоторое время, а, может, и навсегда.
Жюль отпустили, так как признали невиновной. Та сказала, что якобы о делах отца она ничего не предполагала и не ведала. Ей поверили, так как прежде, чем приковать наручниками к спинке кровати, ее накачали какой-то гадостью. И она тихо спала, пока Доминик вокруг нее танцы устраивал.
— Пропустила такое шоу, — грустно пошутила Жюль, когда ее привели на допрос.
Ее, конечно, могли привлечь за соучастие, но та клялась и божилась, что ни о чем не знала ни сном ни духом — находилась в своем загородном доме одна, легла спать, а когда проснулась, то обнаружила себя в наручниках, а в доме посторонние люди стали задавать ей вопросы о каких-то странных похищениях. Может, так оно и было, и ювелир не стал посвящать единственное чадо в свое дело. Если бы оно не выгорело, то дочь всегда смогла бы легко отвертеться — не посвящена, не знаю. И ей бы поверили, так как всему городу было известно, что богатенькую доченьку в ювелирную мастерскую не допускали, а чтобы она не любопытствовала, выделяли от греха подальше крупные суммы на расходы. И Жюль не лезла в ювелирный бизнес своего родителя. Ей и так жилось хорошо…