Я — главное звено всей этой системы.
Так что у нашего Босса просто нет выбора.
Кстати, знаете, как он себя называет?
Люцифер.
Хер знает, с чего некоторые более-менее крупные персоны решили взять для себя никнеймы, связанные с адом. Дьявол, мы же не в тупой экшен-игре, что за безвкусица? Я мог бы понять Вельзевул, но, Сатана, не нашего Босса. Я его так никогда и не зову.
Он просто: Босс. Иногда шеф. Ну или что-то вроде того.
Я знаю, что из себя действительно представляет Люцифер, и это что-то намного больше, чем учредитель мафиозной системы. Это не просто зло. Это выше зла. Намного. И это не то, что можно было бы спародировать или принять. Я знаю, о чем я говорю.
Когда мы уже подъезжаем к главному офису, на часах 09.12. Моё время с Азирафелем стремительно близится к минимуму, или же придется урезать время сна — я ещё не решил. Кстати, когда я говорю о главном офисе — это просто формальности.
Мы не специализируемся только на криминале, это было бы слишком скучно. У нас есть несколько сетей магазинов, постоянная скупка акций, свои финансисты и экономисты. У нас есть что-то вроде главного здания, которое формально существует только для чистой сферы, но это удобно, если нам надо быстро о чем-то переговорить или договориться. Помимо него есть ещё вроде только нашего «логова». Оно в основном пустует, потому что ну, вы же не думаете, что мы большую часть времени проводим там?
Так что в нем нет необходимости. Наиболее популярен между нами именно главный офис. Это просто удобнее и быстрее.
Я здороваюсь с нашим юристом и секретаршей директора, когда тащусь по коридору, доедая бургер.
Наш юрист — я её обожаю. Она помогла мне, когда бывшие хозяева уже моей квартиры с чего-то решили, что они умнее меня. Не то чтобы я не мог разобраться сам, но красиво говорить в суде я не умел, поэтому мою сторону представляла она. Великая женщина.
Она шутливо тыкает меня под ребро, когда проходит мимо, и я улыбаюсь ей вслед.
Я открываю дверь ногой просто потому что руки заняты. Одной я держу дипломат, другой — бургер.
— Что по чем, ребятки? Простите за опоздание, у меня были важные дела.
— Важные дела — ты про свой бургер?
Когда Хастур это спрашивает, за мной закрывает дверь кто-то из мимопроходящего персонала. Я лишь делаю ещё один укус и смотрю на Хастура из-под очков.
— Еда — это очень важно, если ты не хочешь потерять своего любимого сослуживца, Хастур.
— Кроули.
Когда Босс называет мое имя, мне кажется, напрягаются все — Хастур, Лигур, его помощник, даже фикус в горшке напрягается. Я продолжаю спокойно доедать свой бургер. Все ждут и молчат. Я выкидываю бумажку в мусорку с расстояние в два метра и отряхиваю руки.
Я кидаю дипломат перед ним на стол.
Я вижу краем глаза, как лицо Хастура вытягивается. Он хочет открыть рот, но Лигур отдергивает его. Босс смотрит на меня. Лигур смотрит на меня. Хастур. Помощник Босса. Даже гребаный фикус.
Я говорю:
— Да, пришлось немного повозиться, ну там, по мелочи. Можете проверить — там даже больше, чем нужно.
Он смотрит на меня. И он усмехается, когда говорит:
— Будто бы другой результат я смог бы от тебя принять.
Я морщусь. На самом деле, никому не нравится, когда с него постоянно много спрашивают. Несмотря на то, что это мой стандарт — мне не нравится эта вечная планка охуенно высоких ожиданий. Я не считаю себя человеком в принципе (наверное? я не знаю), но мне тоже нужен отдых.
Я говорю:
— На самом деле, я не понимаю, почему там нужны были именно мы. С этим бы справился любой рядовой сотрудник. Не то чтобы в нас была необходимость.
Я прямо могу ощутить, как у меня внутри что-то натягивается, когда я говорю конкретно о «нас», как о чем-то важном. Хастура и Лигура может заменить кто угодно, меня — никто. И я, и босс это понимаем, и мы переглядываемся. Напряженно и зло. Как дикие голодные псины — и не то чтобы это было неправдой. Я надеваю очки впритык, скрывая свои глаза.
— Тебе надо было встряхнуться, Кроули, ты слишком долго сидел на заднице. Начинал жить нормальной жизнью, в конце концов. Я боялся, что ты такими темпами заведешь себе кошку.
— О, только не говорите, что вы за мной следили.
— Нет, слишком много возни для такой ерунды, — он не смотрит на меня, когда открывает дипломат. Он добавляет: — но твой выходной действительно затянулся. Так что, — я смотрю, как он перелистывает документы и, кивая, продолжает: — это просто твоя работа. Вам напишут номера ваших новых счетов, на которые будет перечислена вся сумма за работу. Можете отдыхать.
Он улыбнулся. Бешено и устало. Хастур смотрит на меня. Лигур кивает. Хастур продолжает на меня пялиться так, будто я предал его и вообще — всю нашу организацию. Я лишь повел плечом, кивнул и поспешил выйти, пока на меня не повесили что-то новенькое просто для того, чтобы я не слишком долго жил без стресса. Это же так плохо — если я, блять, чуть больше недели живу нормально жизнью и даже нормально начинаю спать. Не то чтобы я жалуюсь, я просто спать хочу, а мне этого не дают.
Я уверен, Босс думает, что если я лишусь хотя бы одной из всех своих ментальных болячек, то тут же превращусь в кретина. Нет, блять, не превращусь. Гибкость мозга не зависит от депрессии, а моя жажда к насилию не регулируется уровнем моей бессонницы. Это врожденное. Это то, чем я являюсь, но попробуй это объяснить хоть кому — тут все уверены, что истинная враждебность взращивается только болью и несчастьем.
Да пошли вы, хреновы психологи. Сначала бы попробовали пожить в моей шкуре, а потом бы советы раздавали вместе с заданиями сложности «пройтись жопой по клавиатуре и замок откроется» ради поддержания боевого духа. Я, блять, уверен, что если бы мой Босс хотя бы месяц пожил так, как я, то не стал бы кидаться в меня этими заданиями, которые занимают меньше времени, чем сам перелет.
Дерьмо.
Мне нужен Азирафель.
Мне нужно успокоиться.
Я нащупываю в своем кармане таблетницу, и я отдергиваю себя. Таблетки кончились. Блять.
Блять. Блять. блять.
Когда меня останавливает Хастур, я хватаюсь за поручень, чтобы не грохнуться от того, как меня повело из-за неожиданности. Я поворачиваюсь к нему резко и бешено. Мой дыхание сбитое — из-за злости.
На Босса, на себя, на свое состояние психики, на свои кошмары, которые преследуют меня уже вторые сутки.
Он отдергивает свою руку и оглядывает меня. Мы молчим с несколько секунд, просто смотря друг на друга.
Я говорю:
— Что?
Говорю:
— Что тебе опять не нравится?! Что я, блять, вас не взял на разгадывание головоломок?! Что, тоже хотелось?! Скучно вам было размахивать железками, вам надо было…
— Кроули, успокойся.
Меня прерывает Лигур, и когда я затыкаюсь, моё дыхание снова сбитое. Раздражение по мне ходит электрическими зарядами, и мое сердце бьется в глотке. Перед глазами будто пробегает фотовспышки — свет и тьма сменяют друг друга за секунды. Мимо нас проходят сотрудники, которые косятся на нас. На меня. Злого, бешеного, сумасшедшего.