Я шморгаю носом.
Я пытаюсь спрятать руки, потому что я замечаю то, насколько они бледные, что аж синевато-фиолетовые вены просвечиваются. Меня всё еще трясет, меня все ещё жрет — и я не знаю, злость это или отчаянность.
— Мне кажется, вы преувеличиваете.
— Никогда этим не занимался.
Я ощущаю, как в моей груди расцветает этот ментоловый холодок, который остался ещё после того, как сердце эфемерно упало куда-то вниз, оставляя за собой только это. Оно даже не болит — покалывает немного. Зябко. Мои руки по-прежнему бледные и холодные, а сердце стучит в глотке. Я спокоен — твержу я себе.
Мне нельзя быть неспокойным — повторяю я себе.
— Поговорим об этом позже. Тебе надо бы отдохнуть. Выглядишь ужасно.
Перед тем, как он успевает поставить свою ногу на землю, я говорю:
— У вас есть какое-нибудь быстрое задание? Грязное. Максимально.
Он хмурится и снова откидывается на заднее сиденье.
Сейчас я смотрю на него и мое сердце замирает, потому что я понимаю то, что он точно не человек.
Я понимаю, что конкретно он действительно ничего не чувствует. Вообще. Он пустой. И его здесь присутствие — всего лишь механический расчет. Совокупность рациональных действий. Он просто набор уравнений и знаменателей. В отличие от меня, он действительно ничего не чувствует.
Я всего-то поломанный механизм, но он — идеальная бронированная тварь. Из стали, контактов и шестерёнок. Больше в нем нет ничего.
Он говорит:
— У кое-кого долг просрочен. Не мешает выбить.
— Просто выбить?
— Сначала да. Потом делай, что хочешь, Хотя, — он оглядывает меня, — мне кажется, ты превышаешь свой лимит. Но учитывая твои заслуги, ты заслужил. Это Колинзы — обычно они тусуются в своём банке. Можешь взломать электронный ежедневник их секретаря, там должно быть расписание. А если не захочешь, ну, я не сильно расстроюсь. Уборкой больше — не самое страшное.
Я кривлю рот в улыбке.
Будто бы он в принципе может расстраиваться хоть из-за чего-то.
Нет, блять, не может — я знаю это.
Я уезжаю с места быстрее, чем он успевает пересесть в свою машину. Я превышаю скорость, я буквально мчусь так, что машину едва не заносит. Когда я заезжаю ещё дальше, в самую глушь, я глушу машину и около пяти минут пялюсь в пространство перед собой. Мои руки ледяные. Моё поле зрение идеально чистое, но мне кажется, что в моей голове помехи.
— Дерьмо!
Я бью по рулю с такой силой, что что-то скрипит. Откидываясь на заднее сиденье, я зарываюсь руками в свои волосы и сжимаю так, что ощущаю боль. Порчу свою прическу до такой степени, что уложенные назад волосы спадают на мой лоб. Я сжимаю зубы так, что у меня начинает болеть челюсть. Мое тело напряженно, и я уверен, что от любого неровного звука я могу случайно что-нибудь выломать ногой.
Я тяжело дышу. С грохотом я откидываю очки на пол так, что от них отваливается дужка. Мои волосы спадают на лоб, и я поднимаю взгляд, утыкаясь им в пустынную местность — настолько пустую, что даже на горизонте нет нихрена.
Я нервно дергаю бардачок на себя так, что дверка чудом не отваливается. Я смотрю на её фотографии.
Тишина шепчет мне:
можно было бы быть внимательнее.
Её мертвые глаза смотрят на меня с глянцевой фотографии. Набор пикселей. Изображение, хранящее информацию, которая наносит моему сознаю ущерб. Это, блять, смешно.
Тишина шепчет мне:
может, тебе не стоило вмешиваться сюда?
шепчет:
может, не связав свою жизнь с криминалом, ты бы не поставил её под угрозу, м?
Я сглатываю вязкую слюну и рвано выдыхаю. В моей грудной клетке скапливается злость, ненависть, страх и отчаяние. Оно тяжелое, увесистое, как рваная дыра болезненное. Оно копится во мне будто бы гниль, вытекающая из гнойника. Это абсцесс внутри моего сознания и тела. Меня блевать тянет этой болью, этой тяжестью.
Моя родная сестра, единственная, кто был близок мне из моей биологической семейки — смотрит на меня сейчас, а тишина шепчет:
может, блять, не стоило ввязываться во взрослые дела только потому что твой любимый отец решил, что ты слишком жесток для ребенка?
Моя родная сестра, которую я обожал, которая была со мной до последнего. С момента моего рождения до момента, пока я не настоял на том, что она должна быть подальше от меня, чтобы быть в безопасности. Которая поддерживала меня даже в момент, когда я был в гребаном аду — официальное название «детский дом».
Она смотрит на меня. Глаза, в которых раньше была лишь бесконечная любовь и тепло, сейчас смотрят на меня бездушно и испуганно.
Тишина шепчет мне:
надо было забеспокоиться этим ещё после того, как убили твоих родителей.
Шепчет мне:
теперь убить должен ты, Энтони.
Шепчет:
убить до единого.
убить.
Я поднимаю взгляд. Моё дыхание утяжеляется, мысли в голове роятся и жужжат так, что я даже не понимаю, есть ли там сейчас хотя бы одна целая мысль. Я не слышу себя. Не слышу ни единой гребаной мысли.
Только шепот. Он говорит мне:
тебе следовало быть аккуратнее. тебе следовало не быть гребаным убийцей, Энтони Дж. Кроули.
Я моргаю. Под моими веками вспыхивает картина распотрошенного лица до такой степени, что вместо него просто окровавленный кусок мяса. Огромный язык, вываливающийся из рта из-за отсутствующей разорванной щеки, которая свисает на плечо куском красной тряпки. Разорванные ноздри. Дыра в лбу от дрели.
Я моргаю. Я вижу, как за шею привязывают к столбу, а после раздается звук дрели. За ним — нечеловеческий крик, который эхом отдается в моих ушах. Я вижу, как сверло с каждой секундой проникает все глубже в черепную коробку.
Я моргаю. Я вижу проведение операции на живом человеке без анестезии.
Я моргаю.
иголки в глазницы. выжигание конечностей. пересадка органов. пытки. замуровывание человека в комнате с постоянно понижающимся давлением. вытекающие глаза из глазниц. иссушенные человеческие тела.
тишина шепчет мне:
теперь пути назад нет. смотри, что ты натворил. пару убийств. раз. два.
Шепчет:
Ещё не твоя очередь умирать. Возьми гребаную пушку. Застрели их. Застрели. Застрели. ЗАСТРЕЛИ. УБЕЙ, БЛЯТЬ.
Я задеваю ладонью сигнал на руле, и мою голову пронзает гудок. Я подскакиваю на сидение и смотрю по сторонам. На моих коленях её фотографии, а шепот стихает до неразборчивого. Моё дыхание сбитое и учащенное. Я сминаю фотографии и закидываю их в бардачок.
Я жму на газ.
Мне нужно расслабиться.
В моем багажнике полный арсенал, я вооружен до зубов, но мне не понадобится ничего, кроме пистолета в моей кобуре за пиджаком. Пока я еду, перед моими глазами все ещё мелькают пятна распотрошенных тел. Когда я закрываю глаза на две секунды, я вижу как одним точным ударом молотка по затылку разбивают череп, а следом вытекают гребаные мозги вперемешку с кровью.