Я открываю глаза и дергаю руль направо, так, что резина мерзко скрипит об асфальт, чуть не въезжая в чей-то забор. Я торможу машину и смотрю во все глаза на пейзаж.
Это не было пустынной местностью. Я оборачиваюсь назад, и вижу там ровный ряд домиков. Это не было полевой местностью. Это частный сектор.
И там тоже были дома.
Я поворачиваюсь обратно, напряженно сжимаю руль и учащенно дышу, во все глаза рассматривая дорогу перед собой. Меня перехватывает волнение и страх.
Я не знаю, где правда, а где нет. Я не знаю, в действительности ли это жилая улица, или все же полевая местность. Мой взгляд бешено бегает по всей улице, а сердце колотится в глотке. Меня трясет и весь мой лоб влажный, так что я вытираю его рукавом своего пиджака.
Я глушу машину и смотрю на дома, разглядывая их бешеным испуганным взглядом, пока моё дыхание сбитое, а непонятный шепот все ещё лезет в мои уши. Я прикрываю глаза — под моими веками разыгрывается сцена того, как кухонными ножами чужая спина превращается в тряпье, состоящие из рваных кусков мясо и крови. Я слыша звук того, как нож проходит по торчащему из мяса позвонку и резко раскрываю глаза.
То, что происходит в моей голове — это даже не фильм ужасов. Это какая-то психологическая драма, с уклоном в блевотно-мясной слэшер с долей сатанизма. Это не только касается моей головы, это вся моя жизнь.
С начала и до конца.
Испуганным взглядом я пялюсь на пейзаж перед мной. Простой милый коттеджный участок. Но не более одного километра назад для меня это было глухой полевой местностью, и будет истинным чудом то, что я никого не задавил.
Ритм моего сердца глушит шепот, переходящий в шипение. Я испуганно вздергиваю голову, когда слышу легкий звон, и вижу мелкого пацана, едущего на велосипеде. Я смотрю на него. Я моргаю. Я вижу, как кожа на его правой щеке просто свисает, открывая пульсирующий кусок мяса и молочные зубы с объемным, вываливающимся из полости рта языком. Мы пересекаемая с ними взглядом, и пацан спешено отводит свой. Когда я моргаю в другой раз, его щека абсолютно целая.
Моё сердце стучит так, что мне кажется, будто бы это слышно внутри салона машины, и если бы кто-то сидел сзади, то он смог бы его услышать.
Мои ладони вспотели. Мой взгляд расфокусирован.
я не могу успокоиться.
просто не могу.
не получается.
— Кроули?
Её голос настигает меня резко, и я испуганно подскакиваю на своем сидении, бешено поворачиваясь к окну. Мы встречаемся с ней взглядами. На ней очки в черной оправе и она непонимающе оглядывает меня. Я прочно вцеплен в руль до того, что вены на моих руках напряжены. Я дышу часто и рвано. По моему виску стекает капля пота.
— Что ты… что ты здесь делаешь?
— А ты?
Я слышу свой голос. Испуганный, нервный, быстрый и хриплый. Меня трясет изнутри так, что едва зубы не стучатся друг о друга.
— Я тут живу, а… Господи, ты же бредишь. Что у тебя с глазами, Кроули? Ты использовал наркотики?
Она — это мой психотерапевт, работющая на нас из поколения в поколение буквально — её зовут Анафема. Я её обожаю ровно настолько, насколько вообще могу обожать человека в данной ситуации. Потому что она мне кажется чем-то единственным адекватным в моем бреду. Она хватает меня за подбородок, заставляя посмотреть в её глаза.
— Твои зрачки огромные. Ты весь в поту, Господи, как ты себя чувствуешь?
Она спешно касается ладонью моего лба, а потом проскальзывает пальцами к моей шее — туда, где бешено колотится мой пульс. Так быстро, что мне сложно говорить, потому что он перебивает мой голос.
Мой голос, который звучит как ржавый гвоздь по стеклу, когда я говорю:
— Ужасно.
— Боже, ты можешь идти? Я живу тут, рядом.
Я киваю и открываю дверь слишком резко. Так, что Анафема едва успевает отшатнуться. Её встревоженный дикий взгляд как бы намекает мне, что я в явном дерьме. Не то чтобы я об этом не знал. Когда такое было в последний раз? В Ист-Пойнте? Да. Однозначно. Это было ужасно, и всю ночь я провел в каком-то полусонном состояние, смотря на все через ширму дурных галлюцинации и голосов. Это было ужасно.
Я захлопываю дверь и даже забиваю на сигнализацию. Мои ноги подкашиваются, и когда Анафема хочется помочь мне устоять, я лишь едва отдергиваю её.
Я могу идти, блять, сам. Я не настолько жалок. Я не настолько слаб. Это просто бред, галлюцинации и холодный пот. Это не инфаркт и даже не паническая атака.
Она всё равно аккуратно подцепляет меня за пиджак.
— Что ты пил, Кроули? Что ты употреблял?
Её голос звучит взвинчено и нервно, пока мы переходим дорогу, а я ощущаю каждый свой шаг так, будто подо мной проламывается асфальт. Мне кажется, что я иду по мягкому-мягкому одеялу, мои ноги утопают, а асфальт просто проваливается.
Голос шепчет мне:
как насчет резни бензопилой? чудесный фильм, но не хватает профессионализма и реальности.
Я дергано вдыхаю, и этот выдох вырывается хрипом. Я иду более-менее твердо, и Анафема не знает, что каждый мой шаг отдается во мне таким ужасным страхом, что мне кажется, будто бы с секунды на секунду я просто пропахаю своим носом асфальт.
Я знаю, что любой другой человек, проходящий мимо, подумает про меня, что я просто устал. Потому что моя осанка по-прежнему прямая, моё выражение лица беззаботно и беспристрастно, я выгляжу так, будто бы отработал ночную смену и сейчас иду домой отсыпаться.
Анафема видит чуть глубже, чем бы смог увидеть любой прохожий или даже мой Босс. Она видит мои расширенные зрачки, она слышит, как дергнно и рвано я дышу, она видит, как тяжело вздымается моя грудь, она знает, что мой пульс аритмичен и слишком быстр.
Она не знает, что когда я смотрю на неё, я вижу как из её глотки фонтаном льется кровь. Она не знает, что когда я смотрю на свои руки, я вижу, что они по локоть в крови, как с них она стекает, падет небольшими капельками на этот асфальт, который проваливается подо мной.
В конце концов, она не знает, что тишина до сих пор разговаривает со мной, а мне, блять, приходится слушать её. Хотя я не хочу этого.
Прежде я никогда не был в её доме, и тут не пахнет ничем, кроме свежего воздуха и немного деревом. Я благодарю за это Сатану, иначе меня бы вывернуло.
— Я принесу тебе кое-что, пока сядь.
Я смотрю на себя в зеркало. Ладно, может, я выглядел чуть хуже, чем просто усталость. Волосы выбились и спадают на лоб, кое-где прилипают из-за пота. Я сажусь на диван, откидываясь всем телом и упираясь взглядом в потолок. Когда я закрываю глаза, меня встречает вспоротый живот с вывалившимися из него кишками. Я открываю глаза. В этой тишине моё дыхание кажется ещё громче, а пульс — сильнее.
— Выпей.
Она дает мне таблетки — треть типичной белой, другая маленькая желтая. Я заглатываю их даже без лишних вопросов.
— Галлюцинации?
— В том числе.
Я поднимаю на неё взгляд, когда она садится напротив меня и снова касается пальцами моего пульса, неодобрительно качая головой.