— Как он вообще? Нормально? — тише нужного спросил Кроули. Так, будто он боялся это говорить, будто за такой вопрос ему отрежут язык. На самом же деле все было многим хуже. От этого вопроса внутри всё сворачивалось и было очень-очень больно. Азирафель. А-зи-ра-фель. Сколько же бессонных ночей Кроули провел вспоминая его, рыдая и то моля о прощении, то проклиная его. В одну из таких его даже спалил Ричард, сделал вид, что ничего не заметил, а потом бухал неделю. Кроули был доволен своей работой, но внутри все по-прежнему болело.
Кроули Ричарда не любил, но испытывал свои, свойственные психопатам чувства — очень прочные, въедливые, сильные. Нужду. Поэтому Ричарда он не отпустит. Никогда.
— Не нормально, — покачал головой Гавриил. — Первые месяц пил жутко. Похорон у тебя, кстати не было, как ты и просил. Он все книгу эту твою читал, и все рыдал, и все пил. Потом на антидепрессантах сидел, ещё какой-то дряни… Не помню. В общем, его чуть не убрали с места работы. Чудом я смог обо всем договориться, да и Рафаэль помог. Не хватало ещё, чтобы ценного сотрудника убрали из-за того, что какой-то наркоман самоубился. Но он год, наверное, себя как тень вел. Приходил и уходил. Приходил и уходил. И ничего. Как тень.
Кроули поджал губы и отвернулся.
Он ощутил странное, противоречивое чувство. С одной стороны он больше всего хотел накормить Азирафеля тем, чего сам нажрался с его подачек. Но с другой… с другой ему все это казалось недостаточным. Кроме того, что-то все ещё было к нему. Что-то кроме боли, ненависти и желанию к отмщению. Это были слишком долгие отношения, и итог всего этого до сих пор болел ему.
— Я до сих пор по его лицу вижу, что он тоскует. Да и не верит, что ты умер. Мы с ними пили как-то и он сказал, что, мол, ты не мог самоубиться. Типа да, ты пытался много раз, но в этом и была суть: ты пытался, но не умирал.
— Хорошо меня знает, а? — Кроули усмехнулся. В этом действительно была сама суть. Умирать, но оставаться живым. Это уже даже Ричард выучил за бесконечные попытки Кроули, которые ему приходилось видеть и от которых он его откачивал.
— Не говорить ему?
— Нет, не надо. Я все сделал правильно. Так что пусть живет своей жизнью, я — своей. Я не считаю, что сделал что-то ужасное.
— Как знаешь, — Гавриил откинулся на спину кресла, смотря на оживленный город. — Я тоже считаю, что ты все сделал правильно. Более того: ты превзошел мои ожидания. Когда я приходил к тебе в больницу, я… испугался. Подумал, что все. Ты не встанешь. Не сможешь. У тебя взгляд пустой был, голос пустой. Как овощ.
— Но ты… ты сказал…
— Потому что я верил в тебя, да. Я хотел верить. Я наблюдал за тобой достаточно, и я не хотел думать, что ты выйдешь вот так просто из этой игры. Но ты обошел их всех. Я горжусь тобой.
Кроули усмехнулся и достал сигарету, тоже откидываясь на спинку. Рядом щелкнула зажигала и Гавриил протянул ему горящий огонек. Кроули наклонился и прикурил, благодарно кивнув.
Некоторые вещи остались неизменным.
Если Кроули достанет сигарету, Гавриил протянет ему огонь. Потому что они с Рафаэлем были теми, кто дали ему огонь, чтобы пройти дальше в момент, когда не было ничего, кроме тьмы.
Гавриил улыбался своим мыслям. Мыслям о Кроули.
Они оба это знали. Потому что они пользовались своим правом на жестокость.
Потому что Гавриил дал огонь монстру. Потому что монстр никогда не был ни к кому милостив на самом деле.
***
Когда Кроули вернулся из Колорадо, Ричард снова понял, почему он не сможет его оставить никогда. Он вернулся просто никаким. Выпотрошенным, потухшим, будто не живым.
Ричард просто обнял его, и тот повис в его руках, ухватившись за плечи. На вопрос «что случилось?» Кроули промычал что-то неясное и вцепился в него ещё сильнее. Обычно таким он был после их ссор, после ломок, и это пугало Ричарда ещё сильнее. Кроули снова был просто жертвой обстоятельств. Несчастным, покореженным, просящим простой защиты. Ричард давал её столько, сколько мог.
— Ты же не будешь… употреблять?
— Если бы я хотел употреблять, то ширнулся бы еще там, приехал сюда никаким, получил от тебя заслуженно по почкам и снова поехал бы в стационар. Ты знаешь это. Просто помолчи.
Ричард кивнул, радуясь хотя бы за то, что Кроули, вроде, не собирался срываться, и ещё сильнее сжал того в своих руках. Они простояли так больше часа. Потом Кроули пошел в ванную, умылся и сказал, что хочет побыть один. Ричард не требовал объяснений. Он знал, что из-за прошлого Кроули могло всплыть что угодно и как угодно. Но тот хотя бы держался.
Кроули пошел на балкон, достал бутылку виски и свою старую симку. Дрожащими руками он засунул её в свой телефон и когда экран включился и засветилось кучей сообщений и вызовами, Кроули постарался держать себя в руках. Но сердце болезненно сжалось и он упал лицом в свои ладони, заскулив. Потом сделал несколько больших глотков виски, кивнул сам себе и полез в сообщения.
Он читал. Читал каждое сообщение, ничего не пропуская. Как самую трагичную и болезненную для него книгу, пока его сердце разрывалось от боли. Конечно же, к Ричарду у него были свои психопатичные чувства, но к Азирафелю у него было что-то тоже. До сих пор.
Азирафель писал просьбы вернуться, что он не верит, что он будет его ждать. Писал, что купил ему на Рождество змею, и она до сих пор с ним, что он её любит, но больше ненавидит за то, что она напоминает ему о Кроули. Писал как прошел его день, держался некоторые время, а потом опять срывался на потоки смс о том, что он не может, ему больно, ему плохо, он скучает.
Кроули практически все время прорыдал в ладонь, выпил целую бутылку виски и продолжал разрывать свое сердце печатными буквами.
Босс тоже писал, но только сначала и ему хватило скупого «знаю, что ты не сдох, ублюдок, и то что ты сделал — самое отвратительное и зверское, что ты мог в принципе». И следующее сообщение: «молодец. я знал, что ты превосходнейшая тварь и я на самом деле горжусь тобой», и ещё одно: «береги себя». Последнее которое размылось из-за влаги: «я всегда любил тебя». Кроули ведь знал, что по большей части он был обманут, он не хотел этого для него. Он это знал, и ему больно, что некогда дорогой ему человек вынужден был тоже страдать из-за Кроули. Он не хотел делать ему больно тоже. И Гавриилу не хотел. И Анафеме. Но в желание отомстить он шел на любые методы и средства.
Кроули покачал головой, заблокировал телефон, упал в свои ладони и полноценно зарыдал. С всхлипами, придыханием, дрожью, едва не ревом. Его трясло, вело, сотрясало так, что выдох выходил не просто судорожным — он будто выходил из его глотки толчками.
Ему было так чертовски больно.
Он их любил когда-то, и вот он — сидит в Лос-Анджелесе и плачет навзрыд. Чем он заслужил этот поступок от Азирафеля? Почему он это сделал? Почему он отнял у него всё? Кроули скучал по своему Боссу, по Анафеме, даже по Лигуру скучал! И даже иногда по Азирафелю, потому что он слишком часто думал о том, как бы все могло быть, если бы Азирафель не сошел сума. Они были бы счастливы, и у Кроули была бы своя жизнь там, в Лондоне. Все было бы хорошо, но…