но в итоге он сидел и захлебывался в собственных слезах.
На такие звуки уже пришел сам Ричард, хотя обещал не трогать. Но он не слышал, чтобы Кроули плакал так. На самом деле, когда он зашел на балкон, он понял, что при нем Кроули на самом деле ни разу не плакал. Это всегда было тупым шоу, актерской игрой. А сейчас — сейчас он плакал на самом деле. Так, как плачут люди, которые всегда страдали, которые не могут терпеть, которым так больно, что они на полном серьезе хотят своей смерти.
От этой картины в Ричарде все сжалось, вывернулось, подкатило к горлу и его едва не затошнило.
Он сел рядом с ним, обнял, прижал к себе и в очередной раз пообещал, что никогда не отпустит и во всем поможет, как он ему и обещал. Вряд ли Кроули его услышал в таком состоянии, но то, как он пытался прижаться к нему ближе, утыкаясь лицом в плечо, которое намокло за считанные минуты — это разбивало сердце Ричарду. И для себя он снова решил, что как бы больно ему не было самому, как бы он не страдал из-за его ублюдочности, он никогда от него не уйдет. Ни за что. Кроули ублюдок, но ещё он испытывал такие страдания, о которых Ричард даже не слышал.
Кроули тщетно пытался повторять себе, что теперь у него тоже все хорошо. У него даже есть Ричард, который всегда его слушался, боялся дать не ту боль и любил его. Любил своей красивой любовью, которую Кроули не заслужил. Но он все равно скучал. По Люциферу и Анафаеме. Скучал по дому своих родителей, по Гавриилу скучал. Он по всем им очень сильно скучал. Ему пришлось обменять семью на одного любимого, хорошую работу и возможность слезть с наркотиков. Он знал, что сейчас бы ни за что бы не ушел от Ричарда, и никому бы его не отдал, но это не умаляло его горя по всему произошедшему. Боли от предательства, от прощания с некогда важными людьми. Ему было слишком больно.
В конце концов Кроули просто вырубился на его плече. Само плечо и грудь в некоторых местах промокли так. что их выжимать можно было, и Ричард так и не понял, откуда в нем было столько боли, ужас и слез.
Он аккуратно взял его на руки (слава Богу, Ричард все ещё оставался больше Кроули — как по весу, так и по мышцам) и уложил в кровать, сам улегшись рядом и обняв.
На утро все прошло.
Кроули проснулся, приготовил им на двоих кофе и выглядел так, будто ничего не было. А Ричарду от одного на него взгляда хотелось рыдать. Он хотел кинуться к нему в ноги и умолять о том, чтобы он не держал все это в себе, не притворялся. Но Кроули привык это делать: притворяться и терпеть.
Ричард обнял его со спины и простоял с ним так ещё час. Кроули не вырывался, стоял и прижимался спиной к его груди, и Ричард только убедился в том, что тому действительно было очень плохо.
Следующий месяц Ричард всеми силами реабилитировал Кроули. Они съездили на отдых, он снова записал его к психологу, уговорил Босса отстать со своими заданиями, проводил с ним все свободное время, и Кроули пришел в себя. В смысле, он постоянно делал вид, что все якобы было в порядке, но только спустя полтора месяца он усмехнулся так, что Ричарда понял: он снова здесь.
Через полгода, на очередном собрании, Ричард всеми силами пытался намекнуть Кроули, чтобы тот вел себя чуть менее пофигистично. Кроули буквально закинул ноги на стол и очень скучающе все слушал. Босс делал вид, что не видел. На самом деле к Кроули можно было быть только очень снисходительным. Других способов стерпеться с ним просто не было.
— Так, Кроули, тебе надо будет заняться кое-чем, что ты не любишь.
— Опять компьютеры? — поморщившись, спросил Кроули. Он, на самом деле, их любил, но после той попытки самоистязания к компьютерной работе значительно остыл.
— Ага. Там очень кропотливая будет работа, плюс дистанционный доступ.
Кроули устало застонал. Значит, мало того что придется рыться в компьютерах, так ещё и ехать хер знает куда.
Ричард улыбнулся ему и Кроули схватил его за указательный палец под столом.
— Лондон.
Когда босс это сказал на лице Ричарда отразился истинный ужас. Он наблюдал, как Кроули медленно выпрямил шею. Он повернулся к боссу. Очки сползи на нос, и Ричард мог только косвенно видеть его глаза. Но такой взгляд он видел у него только во время ломок.
— Я не поеду ни в какой Лондон.
Его интонация. Его гребаная интонация, которая даже босса заставила отвлечься от ноутбука и посмотреть на него. Все сидели, и все смотрели только на него. Сейчас они действительно увидели того, о ком говорили. О жестком, очень жестком и сумасшедшем убийце. Киллере-маньяке.
Его голос — только одна интонация могла вспороть чей-то живот.
Ричард видел это пару раз на заданиях, но каждый блядский раз у него проходила изморозь по шее. Даже волосы на руках дыбом вставали.
Ричард осознал ещё одну истину: вот почему Кроули боялся его Босс. По-другому быть не могло. Сейчас никто не видел человека. Сейчас видели только дикую голодную псину. Ричард осознал, что убрать его от все этой системы можно было только сломав его. Только довести до беспомощности, обрубить ему свет, связать руки, заставить бояться, только тогда хватит смелости, чтобы вывести его из игры. Возможно, именно поэтому они и ломали его месяцами.
Босс откашлялся, посмотрел на всех и сказал:
— Все свободны кроме Кроули.
Энтони остался сидеть, и Ричард напряженно встал.
Он простоял на коридоре всего пять минут, но за это время он успел помолиться богам, чуть не упасть в обморок и половить мушек пред глазами. Потом Кроули вышел из зала и Ричард чуть не грохнулся на пол. Кроули пожал плечами и сказал:
— Я еду в Лондон.
У Ричарда потемнело перед глазами. Следующие секунды были для него вечностью. Самой ужасной пыткой. Будто в него засунули сотню игол, заставили их есть, просунули в глазницы и под ногти. Нашпиговали каждый орган так, что он был весь покрыт иглами. Что он дышал иглами. Он тут же увидел Кроули в панической атаке. Кроули, нашедшего своего гребаного Азирафеля. Кроули, который уходит от него.
Он пришел в себя, когда Кроули встряхнул его за плечи, и до него с трудом дошла фраза: «эй, эй, давай, что с тобой?»,
Теперь Ричард знал, на что похожи панические атаки. И если Кроули обычно чувствовал то, что Ричард чувствовал эти пару секунд просто минутами, часами, днями напролет, то Кроули, наверное, чрезвычайно сильный человек.
— Я буду за городом и ни с кем не встречусь. Шансы к минимум. Буду сидеть в этой лачужке и жрать чипсы. Всё нормально, ладно? Я тебя не оставлю.
Вообще-то подобная фраза от Кроули звучала как угроза. Но в ту секунду Ричарду показалось, что это был подарок с небеса, что о лучшем он и мечтать не мог. Он обнял его и прижал к себе так сильно, что Кроули, кажется, трудно было дышать, но тот лишь рассмеялся и похлопал по спине.
Через месяц Кроули собирал вещи. В Лондоне уже снег и через неделю будет Рождество.
— Так отвык от холода, брр, как вспомню.
Ричард особо не слушал. Они обговорили это уже сотню раз, и, кажется, впервые за долгое время уже Кроули приходилось трясти его за плечи и орать в лицо, что всё хорошо, он его не оставит, он не уйдет. Он говорил, что сам боится увидеть кого-то из них, поэтому нарочно не будет никуда выходить. Будет пользоваться доставкой еды и все такое.