Ричард с трудом, но верил.
В ночь перед отъездом он обнял его и не отпускал до двух ночи. Кроули гладил его по голове и впервые казался ему таким человечным. Не ублюдком, не мразью, не тварью, не садистом, даже не жертвой обстоятельство. А просто Энтони Кроули. Человеком. Любовником. Его мукой, адом, светом и счастьем. Светом его жизни и огнем его бедер. Болью и радостью. Всем этим и являлся Кроули.
Утром Ричард еще предварительно разложил его на кухонном столе, вылизал всего, искусал плечи и затрахал до скулежа и слез. Кроули пообещал, что вернется хотя бы только ради этого. Ричарду даже не было обидно. Он проводил его до самолета, обнял, поцеловал и с великим трудом отпустил. Плохое предчувствие его не покидало. Мысль о том, что Кроули не вернется. Останется там. Не навсегда, но на ближайший десяток лет так точно.
По приезду Кроули действительно до ночи работал, а потом позвонил Ричарду по фейстайму. Он впервые видел его настолько взволнованным. Ну, это если не считать всех ломок и срывов, конечно же.
Спустя ещё пару дней бесконечных звонков, Ричард, вроде, успокоился, а Кроули продолжал работать. В Лондоне было холодно и валил снег. Он вечерами мог по часу залипать в окно и вспоминать свою последнюю зиму здесь. Точнее, последний декабрь. И так не наступившее для него Рождество.
Через два дня Кроули решил поехать в город. Он решил, что город большой и почти нет вероятности увидеться с кем-либо. А он так соскучился по снегу, по холоду, по духу Рождества. Ему так этого не хватало.
Кроули шатался по улицам, смотрел на все, как маленький ребенок и ощущал себя самым счастливым придурком. На какую-то долю секунды он осознал, что ему так не хватает Азирафеля под рукой. Несколько лет они праздновали Рождество вместе. И это было правильно. Намного правильнее всех ломок, избиений и жесткого секса.
Кроули одернул себя. Нет, это просто рефлекс. Просто снег. Условность. Она ни к чему его не обязывала.
Кроули остановился у городской елки, пялясь на неё так, будто впервые увидел. Холодно не было.
— Хорошо выглядите.
Он не узнал этот голос и сначала подумал, что это было не ему. Он повернулся и застыл. Рядом с ним стоял Юсуф. Черт возьми, это ж надо было в таком огромном городе встретить именно эту морду.
— Поразительно живым, да?
— Да ладно, никто и не верил, что вы в самом деле умерли. Ну, из наших кругов.
— И что, прям так сразу все поняли, что убежал в Америку? — ядовито прошипел Кроули, сощурившись. К Юсуфу он до сих пор не питал теплых чувств. Травма, черт её дери. Сначала пытался передоз вызвать, потом машиной чуть в паштет не превратил, потом захват группкой умственно-отсталых наемников, а потом вообще яд. Никому такое не понравится.
— Лично я — да. Наверное, это был первый и единственный шаг касательно вас, который я смог предугадать. Ваш Босс… не сразу же. Он… сильно переживал.
— Сильно? Что с ним было?
Юсуф покачал головой, махнул рукой и просто пошел вперед. Кроули хотел за ним рвануть, но его моментально сковало какое-то мерзкое противное чувство. Вдруг именно поэтому он не писал? Если он умер? А Кроули об этом даже не знал? Кроули пялился на сугробы минут пять, а потом, не думая, вызвал такси и рванул в их офис. Он был тем, из-за кого Кроули попал в тот ад на шесть дней, но так же он был тем, кто столько раз спасал его жизнь. Одна попытка убийства на фоне сотни спасений меркла для Кроули. На самом деле он, как и всегда, проснулся одним утром и решил, что все это было не с ним.
Тому уже шестьдесят вроде, а вдруг сердце не выдержало? Кроули знал, что поступал как последний кретин, сам себя обрекая на неизвестно что, но он не мог не узнать. Ему надо было убедиться.
Офис почти не изменился, и Кроули стряхивая снег с плеч, рванул в лифт. Его сердце билось как бешеное всю дорогу и до сих пор. Блять, может, он и хотел показать им ту боль, в которой жил сам, но он уж точно не хотел их убивать! Босс не Азирафель, конечно, но он столько в него вложил!
Он замедлился только на нужном этаже. Люди шли мимо него и никто, абсолютно точно никто его не узнавал, никому он не был интересен. Почти как Лос-Анджелесе, только на улице снег. Он очень медленно и неуверенно, словно вместо его коленных чашечек была вата, шел по направлению, которое он до сих помнил. Казалось, он даже запах до сих пор знал. Нет, не так. Он точно его знал.
Он застыл перед дверью. На лоб упала мокрая прядь волос из-за того, что снег просто подтаял на них, и волосы намокли, а теперь холодные капли катились по его лицу. Ну хоть не слезы — попытался он ободрить себя, когда дернул оловянной рукой за ручку. Сердце остановилось, дышать стало тяжело, а его вес будто увеличился вдвое и он оказался прибитым к полу.
В глазах плясали цветные пятна, когда они встретились взглядами. Кроули знал, что это был самый тупой поступок в его жизни, но он совсем о нем не жалел.
— Тони?
Босс звучал так, будто не верил, будто бы думал, что у него галлюцинации. Кроули чувствовал, что должен был закрыть дверь и рвануть отсюда. Убедился? Всё, молодец. Ты же обещал Ричарду не делать глупостей, неужели такую ерунду не можешь сдержать? Он столько старался для тебя, а ты, блять, делаешь это?
Кроули зашел в кабинет, закрыв за собой дверь.
Самый тупой его поступок и он совсем не жалеет. Люцифер постарел. Почти полностью посидел, но взгляд тот же.
— Ага. Тони. Энтони. Кроули. Придурок, без которого будет скучно.
Последние слова Кроули уже прошептал, потому что ему казалось, что он мог разрыдаться.
Люцифер был ему как отец, черт возьми, и сейчас он это почувствовал так, как никогда.
Босс улыбнулся, отложил ноутбук и встал. Кроули буквально ощущал на себе взгляд своего отца. Так, как на него смотрел его настоящий отец. Любящий, скучающий и ни разу не обвиняющий взгляд.
— Я знал, что ты жив, но не знал, что ты стал выглядеть ещё лучше. Видимо, на тебе годы вообще не сказываются.
Он снова улыбнулся, оглядывая его всего, покачал головой. Выдохнул. И обнял. Кроули уткнулся лбом в плечо и судорожно выдохнул. Он, черт возьми, не заслужил этих объятий, не после почти семи лет всего. Но он ни за что бы себе не позволил отойти, оттолкнуть. Нет. Сердце билось в глотке, голова кружилась. Кроули пытался дышать ровно.
От Босса даже пахло все так же. Своим. Запах, который однажды помог ему отделить реальность от панической атаки.
— Отъелся, смотрю, — он слабо отдалил его за плечи и снова осмотрел.
— Ага, пятнадцать килограмм чистых мышц, — почти с гордостью сказал Кроули. Почти только потому, что он все ещё готов был разрыдаться.
— Всё равно щуплым кажешься.
— Вы меня полтора года назад не видели. Почти тридцать килограмм было плюс, это я когда с наркотиков слез.
— Да ну? Слез? Сам?
— Ага. Ну, мне помогал один человек, я сам себе на кулаках бы объяснить не смог. Срывался бы все равно. Депрессия тоже прошла. Я нормальный теперь.