— Всегда был нормальным, — улыбнулся Люцифер и снова обнял, глубоко вдыхая. Кроули прикрыл глаза и наконец стал успокаиваться. Не хотелось спрашивать про то, если он всегда был нормальным, то зачем было выгонять? Загонять в угол зачем? Все уже прошло, Кроули все равно. Сейчас, наконец, все стало нормально. — Виски?
Кроули кивнул и просто обессиленно уселся на край стола, стащив с себя плато.
— Без костюма сейчас на тебя смотрю, совсем не узнаю. Домашний такой, что аж непривычно.
Кроули криво улыбнулся. Он не надевал костюм, пока работал тут. Под пальто были обычные джинсы и такой же обычный свитер. Черное все, куда уж без этого, но самое обычно.
— Это после… стольких лет. Работа не напряженая какая-то, совсем все не так, как тут. Вот и расслабился сильно.
— Я твою книгу тоже прочитал, если что, — Люцифер протянул ему стакан с виски. Без льда и минералка. Он знал, как любит Кроули. Он все знал.
— Громкое слово, книга. Это просто личный дневник был.
— Людям понравилось, — пожал плечами он. — Я потом понял, каким ты слепым был. К тебе пытаешься по-хорошему, а ты подвохи ищешь. Всю жизнь за тобой таскался, а ты даже не думал о том, что ты исключение из правил. Да ладно, нечего обсуждать, — он махнул рукой и обошел стол, усевшись на своё кресло.
— Мне тогда сложнее было. Мир, оказывается, без депрессии по-другому выглядит. А под ней все враги. Вы до сих пор управляете этим всем?
— На половину, — кивнул он. — Я после твоего суицида, — он показал пальцами кавычки, — тронулся немного. Ну, работал, конечно, но чувствовал себя ужасно. Я себя так чувствовал ещё с того дня, как узнал, что все пошло не плану. Что-то в голове щелкнуло, не знаю. Поэтому потом… сына попросил.
— Адама? — искренне удивился Кроули. Он честно не думал, что тот возьмется за такую должность.
— Ага. Ты его знаешь?
— Пересекались. Так а что он?
— Начинает медленно осваиваться. Первое время он большую часть делал, потом я отошел, вернулся, сейчас пятьдесят на пятьдесят. Может даже на пенсию смогу уйти. Если не застрелят, конечно, а то сложно сейчас всё. Сам знаешь.
— Ну, у нас нет. Не сложно. А в Лондоне так всегда, — кивнул Кроули, посмотрев в окно. Снова перед глазами промелькнул флешбек того, как он тут стоял, ел бургер, а на улице была ещё ранняя осень. Тепло так, на улице солнце, а он сонный и у него встреча с Азирафелем ближе к вечеру. Хорошее время было.
— Как ты там вообще? Нормально работается?
— Ага. Напряга большого нет, но мне это быстро надоело. Последний год от скуки чуть не вешаюсь. Чуть не сорвался я однажды, но… есть кому меня на поводке держать.
Босс мягко улыбнулся, прикрыв глаза и сделав глоток виски. Кроули для себя подметил, что он впервые себе позволил выглядеть так. Будто никакой он не Босс крутой организацию Что он действительно просто отец одного очень заносчивого и своенравного ребенка, который, наконец, решил наведаться к нему. И это было так верно. Сидеть в этом офисе, ощущать выученный запах и ощущать, что неважно, что ты сделаешь — тебя готовы принять назад. Тебя всегда готовы были принять.
тебя всегда принимали.
Кроули тоже прикрыл глаза и улыбнулся. Впервые совсем не хотелось ни о чем говорить. Сказать было есть что. Много чего рассказать, но это всё потом, а сейчас можно впервые за такое долгое время насладиться тишиной и тем обществом, которого ему так не хватало. Общества его неназванного отца.
Они попрощались через час или больше. Кроули хотел рассказать ему обо всем. И о том, что снова лучший из лучших, и что на ноги встал, и что «блять, я скучал, так скучал». Последнее вслух он, конечно, не говорит. Он считал, что у него сердце просто не выдержит, если он это скажет. Оно могло выдержать марафоны, литры алкоголя и энергетиков, бессонные ночи, повышение адреналина несколько часов подряд, но взгляд кого-либо из тех, кого любил Кроули, после этих слов — нет. Кроули это знал.
Люцифер спросил то же, что и Гавриил:
— Не говорить ему?
Кроули замялся лишь на секунду. Это же было нечестно по отношению к нему. Просто нечестно. Но ведь Кроули никогда не был честен. Он покачал головой и сказал:
— Нет. Не нужно.
— Приедешь ещё?
Кроули замялся. Откуда ему было знать, приедет он или нет. Он не должен был приезжать. Сегодня ему хватило сил уйти, а в следующий, возможно, он решит остаться навсегда. «Навсегда» — неприменимо к Кроули, он просто имеет под этим словом наиболее длинный промежуток, который возможен.
— Не хотел бы, если быть честным, но кто знает. Я никогда не знал, что у меня случится в жизни следующим. Ни одного сраного шага.
Люцифер понимающе кивнул, улыбнулся и снова обнял, поцеловав в лоб. Тихое «я горжусь тобой» почему-то согрело Энтони. На этот раз Кроули действительно захотелось остаться так навсегда. Он не был самым лучшим отцом, Кроули мог так назвать его едва, но он был. И он старался дать ему все. И в этих объятиях, в эту секунду, до Кроули дошли все эти истины. И захотелось навечно остаться в этих руках, которые всегда старались дать ему защиту. Ощущать на коже тепло губ.
На улице потемнело и домой он вернулся же затемно. Было достаточно грустно, но не настолько, чтобы начать рыдать. Около двух часов он просто пялился в окно думая о том, что было раньше. Сколько заданий, совещаний, сколько помощи и невидимой поддержки, которую Кули не замечал. Не мог. Звонки, указания, помощь. Столько воспоминаний.
В воспоминаниях Кроули Лондон всегда была осенний.
В груди Кроули боль всегда была превосходнейшей.
Он заметил, что пропустил вызов Ричарда по фейстаум и перенабрал ему.
— Извини, заработался.
— Всё в порядке?
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты извинился за то, что проигнорировал вызов.
Пауза. Кроули пялился ему в глаза сквозь экран. Моргнул. И признался:
— Нет, не особо. Ностальгия… дерет сильно. Не знаю. Плохо себя чувствую.
— У тебя таблетки с собой?
— В них нет необходимости. Это не обострение и не припадок. Просто грустно. Скоро пройдет, ага. Ты никого не трахал в нашей постели? Я брезгую.
Ричард закатил глаза.
— Я люблю тебя.
— Я тебя тоже.
Кроули врал, и Ричард это знал, но в такие моменты, когда он говорил это таким голосом, с таким взглядом, Ричард всегда ему верил. Позволял себе поверить.
— Я соскучился вообще-то, — Ричард шмыгнул носом. — Вот, тебя вижу, а уже стоит.
— Шутишь.
— Не-а. Хочешь посмотреть?
Кроули медленно моргнул. Он сказал:
— Хочу.
Всё лучше, чем страдать от ностальгии, которая разрывала ему голову и сердце. Но больше сердце. Он бы предпочел, чтобы ему снова разрывал кожу кожаный кнут, но не это.
На следующий день Кроули решил, что ему мало. Мало боли, надо себя добить. Чтобы скулил, чтобы больно было так, что рвать от неё хотелось. Кроули знал, что такое тошнота от боли. У него такое уже было, и не раз.
Если бы Ричард прознал про его новые поползновения в область мазохизма, наверняка бы запер в комнате, обнял и не давал выйти. Он уже это делал с ним. Все расцеловывал, гладил, обнимал. Кроули не понимал, как этот человек мог по его просьбам его пороть до слез, а уже в следующие сутки быть самым ласковым и любящим. Кроули, в принципе, только за это его и любил. Ну, «любил».