— Жучок? — он явно встал с кровати.
— Я прицепил вчера на их главаря жучок.
— Кроули, мы же его убили, зачем ты это сделал.
Я моргаю. Когда я рисую поворот в сторону стены, за которой был тайная дверь с ещё одним запасным входом, перед моими глазами мелькает небольшая ручка, выглядывающая из-под ковра.
Подвал.
Они воспользовались подвалом.
— Вот именно, — я откладываю ручку и смотрю на схему здания. Я вижу кухню и столовую. Я чувствую запах сгоревшего мяса. И я не уверен, не рука ли это горничной, а не свежая баранина. — Он двигается. Родео-Драйв.
В моей голове щелкает.
Точно, надо бы зайти в Armani, мне не помешает пара новых брюк.
— Где-то ближе к бульвару Санта-Моники. Бери Хастура и убейте каждого, кто покажется вам подозрительным. Пока рано — самое время. Я вышлю вам подробные координаты, когда вы будете там.
— А ты?
Лигур спрашивает из интереса, не чтобы упрекнуть — я это знаю. Поэтому я отвечаю:
— Мне надо по небольшим делам.
Я сбрасываю и помечаю у себя в голове: надо бы ещё зайти в Hermes. Кажется, он был где-то поблизости.
Стоя перед дверью своего номера с полным набором пуль и новеньким пистолем, я смотрю за камерами. Мне нужно позаботится о том, чтобы из отеля вышел кто-то кроме меня. Хотелось бы мне верить, что Лигур тоже об этом позаботится.
Вообще-то, я их ненавижу и считаю за кретинов, но я не хочу подстраиваться в работе с другими. Если я не смог начать нормально взаимодействовать с Хастуром за такое-то время, то что будет с другими — думать не хочу.
Я дергаюсь, когда замечаю, что с пятого этажа к лифту идет мужчина. То, что надо — больше меня в два раза. Сойдет. Точно рассчитывая время, я захожу в лифт тогда, когда он в нем спускается. Мы перекидываемся взглядами и я улыбаюсь, поправляя темные очки.
Он говорит, когда мы выходим из лифта.
— Что за они?
— Том Форд. Довольно старая коллекция, так что я не уверен, что вы сможете найти их сейчас, но под заказ — вполне.
— Они делают что-то под заказ?
Я кривлюсь. Я не хочу, чтобы на камере было видно, что мы взаимодействовали. А подтирать и сшивать запись будет слишком кропотливо, мне и так придется это сделать, если Хастур с Лигуром покинут отель одни.
Я бросаю ему, глядя на часы:
— Если хорошо попросить.
Слава Дьяволу, прежде чем он успел открыть рот, мне позвонили.
Не то чтобы Босс это тот человек, которого я был бы рад слышать в шесть утра, но он сделал мне одолжение, хотя сам об этом не знает.
— Кроули?
— Доброго утречка.
Я улыбаюсь, когда прохожу мимо огромного зеркала. Мои плечи расправлены, спина идеально ровная. Я весь — чуть лучше картин Ренессанса. Я улыбаюсь сам себе.
— Ты звучишь неплохо, надеюсь, так оно и есть?
— О, лучше некуда. Даже лучше, чем я мог бы представлять. Почему вы звоните в такую рань?
Я ловлю такси, когда выхожу на улицу. Возле меня останавливается желтый бентли, и я, честно говоря, немного удивлен, что таксисты работают исправно в любой час времени. Это удобно, и, возможно, вы даже не опоздаете — но пробки не зависят от таксистов, так что если ваша поездка не намечается в районе раннего утра, то да, вы опоздаете.
— Потому что вы уже должны были закончить.
Я кривлю рот. Мы закончили в одиннадцать вечера, если не раньше. Но, кажется, именно поэтому что-то упустили. Возможно, мой шеф что-то знает — что-то, о чем нас не информировали. Что-то, о чем я должен был догадаться сам. Мне льстит, что у него на меня такие надежды и такое доверие. Как ни к кому другому.
Но как же это заебывает. Не будь в моей компании таких кретинов, все было куда лучше, но нет, все у нас тут всегда через жопу, чего я мог ожидать?
Идеальное утро в Лос-Анджелесе — это когда тебе не надо зашивать себе бедро, а после мчаться в место, которое наверняка всю ночь была оцеплено полицией, и теперь придется ебаться с этим так, как подростки не ебутся в период полового созревания.
— Конечно, сэр. Закончили. Будем в Лондоне тогда же, как и договорились. Ни минутой позже. Вы же знаете.
Если не будет пробок, вы и вправду не опоздаете.
Главное, чтобы не было тупых пробок.
Шеф кидает скомканное «угу» и сбрасывает. Я называю адрес — придется ещё километр идти пешком, Дьявол упаси. Мне же ещё нужно сдать машину в химчистку. Я бы мог поехать на ней, но не хочу пачкать свои последние, блять, штаны и ехать в салоне, пропахшим стухшей (ну, если это можно назвать таковым) кровью.
— Не местные?
— К счастью, да.
Я вижу в зеркале заднего вида, как он изгибает бровь. Американцы не привыкли слышать, что кто-то не любит их страну. Вот он я — можешь сфоткаться. Ненавижу США.
Я говорю:
— У вас тут слишком жарко.
«и слишком пафосно, а выёбываться должен тут только я».
Я проглатываю эту фразу и отворачиваюсь к окну, закидывая ногу на ногу. Когда я моргаю, я вижу размозженный череп моего отца. Я щелкаю таблетницей, запивая таблетку чистой водой.
— Вы действительно одеты не по погоде.
Я хмыкаю. Это мой стиль. Я не собираюсь ходить как оборванец или тинейджер со старших классов, Дьявол упаси — мне же почти сорок, о чем он, блять, вообще говорит.
Телефон в кармане моих брюк вибрирует, и я надеюсь, что это не Хастур со своими выебонами по поводу того, что это слишком рано. У нас тут будто детский утренник, а не ОПГ.
Я невольно вздергиваю в отвращении верхнюю губу, когда выуживаю телефон. Мои брови, наверняка, могли бы успешно достигнуть начала моего лба, если бы имели такую возможность, потому что, ебаный, блять, в рот, лучше бы это был Хастур.
Вельзевул.
Когда приедешь в Лондон — есть разговор.
Когда тебе пишет она — выпей ещё одну таблетку, чтобы избежать сильного приступа головной боли.
Вельзевул — это даже не её имя. Это её псевдоним. Она, мне кажется, в нашем штабе самая угрюмая и мрачная. В отличии от меня, говорит всегда только по делу и легко перепутает паль с оригиналом. Не то чтоб азы стиля вообще нужны нам, но для меня это — основное.
Она никогда не пишет мне просто так — вообще, она меня недолюбливает, но при этом печется обо мне больше, чем кто-либо другой. Проблема, наверное, в том, что она не тупая, и понимает, что никто из нас не достиг того мастерства в криминальной сфере, что достиг я.
И мне страшно представить, чего она может хотеть мне сказать.
Мы останавливаемся у ряда многоэтажек. Расплачиваясь, я запихиваю телефон в карман, и стараюсь просто не думать об этом. Наверное, не время. Не сейчас.
Десять минут у меня уходит на то, чтобы добраться. Как я и думал — территория оцеплена. Я ловлю несколько рабочих камер, слава Дьяволу, с нынешними технологиями вывести из строя ничего сложного. Никакой лишней мороки. Может, подозрительно, но я уверен, сейчас никто не ведет наблюдение за территорией.
Преступники никогда не возвращаются на место совершенного преступления на следующий же день. В конце концов, никто никогда не следит за чем-то внимательно в шесть утра. Не то чтобы я рад вообще таскаться по таким местам, но вчера единственное, что мы нашли — это наркотики и неплохое оружие. Всё. Наш шеф просил о другом. Нам нужны была документация и некоторый доказательственный материал о нас, который, по предположению нашего босса, был у них. Конечно же мы все трое на заебанную голову решили, что предположение было неверным, но сейчас я понимаю, что нет, мы просто проебались.