Он кивнул, кажется, запнулся на секунду, уставившись взглядом в иллюминатор, а после сказал:
— Ты что-нибудь помнишь с нашей вечерней вылазки?
Я отрицательно качнул головой, и ощутил то, как невольно напряглись мои плечи. Я ничего не помнил, но это не впервые, поэтому я не придал этому большого значения, но то, что об этом говорит Лигур — вот что странно.
Я проследил, как он достал из заднего кармана флешку и протянул мне.
— Что там?
— Осторожно, не нажми на кнопку, она уничтожает весь материал.
— Как будто у нас бывают другие.
Принимая флешку, я закатил невольно глаза, потому что других у нас и вправду нет. Даже наши личные имеют экстра-уничтожение всех файлов. Так, на всякий случай.
Он снова замолкает. Я бы хотел ему сказать что-то вроде «поторапливайся, кретин»
или
«было бы неплохо, если бы ты так же аккуратно занимался чисткой людей»
или что-то такое.
Но я молчу из-за чувства благодарности за то, что он меня разбудил. Конечно, ничего ужасного мне не снилось, это не жесткое убийство моей семьи, это просто жестокое истязание, повлекшее смерть моей бывшей жены, которую я ненавидел. Дело вообще не в ней. Даже не в Азирафеле. Дело в том чувстве, когда ты сидишь в рванье, крови и понимаешь, что если бы не Азирафель, тебя бы убили. Предварительно сделав то, что сделали из этой некогда роскошной женщины.
Просто представьте: вы сидите и видите пред собой то, что обещали из вас сделать там. Эта женщина с органами-новогодними игрушками. Это выпотрошенное тело. Никакого изыска — просто груда мяса, органов и крови.
Но вы сидите без сил, потерявший прилично крови, ощущаете тошноту, боль, страх, ужас, беспомощность, и смотрите в пустые глаза этой женщины. Вашей некогда жены.
И вы осознаете, что вместо неё могли быть вы.
Мне снился этот миг, и только от воспоминаний, меня слабо пробирает так, что меня передергивает. Это не страшно. Нет. Это мерзко.
— Это записи с камер наблюдения в том особняке. Ты был… хуже, чем обычно. Не в смысле, хуже, как работник нашей сферы, а как человек.
— И это говоришь мне ты? Твоё хобби — убийства, а ты..
— И хамелеоны.
Он меня поправляет, и я затыкаюсь. Я смотрю на него, и не знаю, на что похож мой взгляд. Либо на «ты идиот?», либо на «ты идиот». Что-то такое.
Я выдыхаю. Я говорю:
— Окей, и хамелеоны. Убийства и хамелеоны, ты не можешь упрекать меня в бесчеловечности.
— Я не упрекаю, Кроули. Я просто говорю, что ты явно перегнул. Я знаю, у тебя не было настроения, потому что тебя выдернули из свидания с какой-то, видно, твоей любимой девушкой — если такое возможно, но…
Он затыкается, когда смотрит на моё лицо. Вздергивает бровь вверх, и я лишь качаю головой.
Знаете, что он имел в виду под «свиданием с любимой девушкой»? Знаете, что он так называет? Про что он так подумал? Мы собирались в этот день на матч с Азирафелем. Меня выдернули со встречи с Азирафелем.
Я ничего им не говорил. Я даже не намекал на то, что у меня были планы и, представьте моё лицо, когда Лигур вываливает свое предположение о свидании. Я не уверен, что я вел себя вчера чересчур. Может, был слишком раздраженным и злым, но не то чтобы на работе я бываю каким-то другим.
Я не знаю, какое конкретно тонкое различие увидел Лигур, но нельзя сказать, что это не напрягает. Либо он слишком проницательный, либо я вчера действительно вел себя не так, как бы мне следовало.
— Но тебе просто следует быть чуть аккуратнее. Хастур тоже сказал, что даже у нас это выходит аккуратнее.
— О, да, мнение Хастура касательно меня всегда самое кристальное и чистое, — я подкидываю флешку в руке. — Я посмотрю.
Он кивнул. Когда дверь за ним закрылась, я выдохнул.
Знать не знаю, что такого я вчера делал там, что Лигур даже запарился тем, что перекинул записи с камер на флешку.
Вообще-то, я наделся поспать, пока буду ехать, потому что перелет занимает десять, гребаных, часов, но желание спать у меня теперь полностью отбито. Это было странно — два адских флешбека за такой короткий промежуток времени. Это не самые теплые воспоминания. Это не то, что я хотел бы видеть.
я просто хочу спать.
Возможно, по прибытии надо будет заскочить к своему психотерапевту. Мне нужны новые таблетки. То, что сейчас пью я — всего лишь от головной боли, которая провоцируется, в моем случае, психосоматикой и в редких случаях — большим количеством сахара, съеденного за сутки. Антидепрессанты я не пью уже некоторое время, и, насколько мне известно, нельзя повторять курс спустя такой короткий промежуток времени, так что я понятия не имею, что мне там выпишут, и выпишут ли вообще.
Я хотел бы нормально поспать. Выспаться, черт возьми. Эти гребаные кошмары не дают мне покоя. Я просыпаюсь уставшим и напуганным, в тревожности и беспокойстве.
Я запихиваю флешку в свой карман. Не сейчас. Не хочу смотреть на мясорубку. Мне кажется, от одного на неё взгляда меня вырвет. Не то чтобы сейчас мне было чем блевать.
Через минуту ко мне приходит сообщение.
Азирафель.
Ты поел?
Черт. Поесть — да, точно. Не то чтобы еда сейчас ко мне в принципе лезла в рот, потому что после такого жрать в принципе не хочется, так как содержимое обязательно попытается выйти обратно через минуту, а это не самое приятное ощущение, но… раз Азирафель просит.
Я.
Сейчас собирался. Твои панкейки не сгорели?
Да. Мне интересно. Мне интересны гребаные панкейки. Ну и что вы с этим сделаете?
Когда я нажимаю кнопку вызова стюардессы, я начинаю ощущать болевые позывы в своем затылке правее. Это первый симптом. Очень лояльный и очень мягкий. Оно даже не похоже на боль. И я выпиваю сразу две таблетки, запивая их виски. Можно ли их совмещать? Нет. Ебет ли меня это? Нет. Продолжает ли это работать, несмотря на алкоголь? Да.
Она появляется буквально сразу же, и да — это Лило. Кажется, она похудела. На ней юбка до колена, и она улыбается мне так, будто ждала меня целый день. Возможно, так оно и есть — не имеет значения. Я не расположен даже на глубокий минет. Я ни на что не расположен, поэтому я просто бросаю огрызок фразы о нормальном обеде и снова отворачиваюсь к окну, выбивая ритм по экрану своего телефона.
Я слышу её расстроенный выдох. Я кривлюсь.
Я не понимаю, почему она это делает. Почему ей этого хочется. Я не собираюсь брать её в любовницы или хотя бы в «личные шлюхи». Я уверен, что у некоторых людей такое есть, но у меня это не вызывает ничего, кроме брезгливости. Это не мой формат. Я просто этого не разделяю. Я не завязан на сексе, мне не нужен никто рядом (хотя кого я обманываю).