— Сюда! — Крикнул Збыслав, увлекая в темную подворотню.
Стражи пронеслись мимо, громко крича и размахивая мечами, наглые, злые, они неслись, сами не понимая за кем, но если бы догнали — растоптали, как стадо буйволов. Данила лежал на сырой холодной земле, горлом рвались тяжелые всхлипы, будто у загнанной лошади. Збыслав упал рядом, выдохшийся, изможденный не меньше Данилы.
— Теперь все, — вздохнул он. — Опасности позади.
— Как же позади? — Удивился Данила. — Мы даже не вышли за ворота.
— Теперь это уже не страшно. За мной.
Збыслав поднялся, резвый, отдохнувший, будто и не было этой изнурительной пробежки. Данила плелся следом изможденный, смотря лишь себе под ноги, где суетливо мелькали уложенные рядами камни. Несколько улиц осталось позади, подворотня сменяла подворотню. Наконец Збыслав остановился около какой-то небольшой скособоченной двери, постучал.
Открыл маленький горбоносый старик с жуткой клюкой. Увидел Збыслава, поморщился.
— Опять привел? — Проворчал старик.
— Не злись, Мойша, — улыбнулся Збыслав. — Ты же знаешь, я прихожу только когда очень нужно.
— Вот именно, — обиделся Мойша. — Нет бы зайти просто, посидеть, попить чаю…
— Нет уж, — усмехнулся Збыслав. — Я эти ваши еврейские штучки не одобряю. И чай тройной заварки я уже пивал. Когда один и тот же чай три раза заваривают…
— Как знаешь, — молвил старик. — Но если зайдешь, я буду рад.
— Так сейчас и зайду! — Кивнул Збыслав. — А ты пока моего кореша направь по нужному пути, объясни что, да как…
Мойша вздохнул, почесал блестящую лысину.
— Отчего ж не объяснить, объясню. Ну ладно, заходите. Кстати, это не за вами там стражники гоняются? А то все дырки облазали, даже ко мне заходили. Еле отделался.
В доме было довольно пусто. Кровать не первой свежести, такой же стол, заляпанный и ободранный. В масленом светильнике на столе плавают дохлые мухи.
— Что-то бедновато живешь, Мойша, — молвил Збыслав.
— Да, как есть. Одним хлебом да водою сыты, — вздохнул старик.
— Ладно, не жалуйся. Опять под полом прячешь запасы, а мне лапшу на уши вешаешь. Нехорошо. Впрочем, твое право.
— Да какие у еврея права, — вздохнул Мойша. — Всяк норовит облапошить да обокрасть… Ну ладно, слушай меня, эээ…
— Странник, — подсказал Данила. — можешь называть меня так.
— Хорошо, странник. Я проведу вас подземным ходом. Вернее, Збыслав тебя проведет. Сразу предупреждаю, под землей не орать, не стучать по стенам и не ломать замки на дверях. Это и тебя, Збыслав, касается.
— Да отстань ты, жидовская морда, — сморщился Збыслав.
— Ага, как помочь, так Мойша, дорогой, а как пытаешься к порядку призвать, так жидовской мордой обзывают. А чего от вас, гоев, еще ожидать…
Збыслав вздохнул.
— Ты мне каждый раз одно и тоже трындычишь, стены не пачкать, по земле не ходить… Ладно, веди уж…
Мойша бурча под нос какое-то заморское еврейское ругательство, отодвинул старый, замшелый ковер. Дверь за ним была старая и ржавая, покрывшаяся плесенью. Старик повозился с диковинным замком, потянул за ручку. Ни скрипа, ни треска, дверь отворилась бесшумно.
— Вот, идите. Ах, а факел-то взяли? Или так и собираетесь идти, с голыми руками?
— Придется без факела, — махнул рукой Збыслав. — Ладно, держись меня, я путь знаю.
— Ну уж нет! — Молвил Мойша, протягивая факел. — Нечего мне стены обтирать. Вот, берите и помните мою доброту.
— Будем помнить, — усмехнулся Збыслав.
Когда они шли по пропахшему гнилью и плесенью коридору, Данила мысленно не раз поблагодарил Мойшу за факел. Не будь его, точно влетел бы в какую-нибудь гадость. Рваные отблески пламени время от времени вылавливали комки слизи на стенах, клочья паутины, настолько старой и гнилой, больше похожей на сопли, под ногами бегали какие-то насекомые, и мелкие, с мизинец, и гораздо больше, некоторые были размером с ладонь. Под ногами то и дело слышался отвратительный хруст, будто ветка ломается. Данила только морщился от отвращения, и даже не пытался посмотреть, на что именно он наступил. С желудком шутить нельзя, потом наизнанку всю дорогу выворачивать будет.
— Да, — протянул Данила. — Не пойму, почему старик так не хотел, чтобы мы тут что-либо трогали. Он что, любитель гнили, плесени и… еще Ящер знает какой гадости?
— Он ни разу не был в этом тоннеле, — усмехнулся Збыслав. — И вряд ли, когда-нибудь, будет. Просто, еврейские штучки, что с него возьмешь. Да и проход здесь довольно не безопасный. Ходим здесь время от времени, только и ожидая, когда наконец обвалится потолок. Здесь все настолько гнилое и старое, что непонятно, как оно вообще держится.
— Порадовал, — поежился Данила. Здесь, среди жутких жуков и гнилой вонючей земли ему совсем не хотелось умирать. Лежать, чувствуя, как всякие твари заползают тебе в нос, рот, выедают глаза, прогрызают живот… Нет, лучше сразу ножом по горлу.
— И далеко тянется этот… проход?
— Почти до самого порта. Там, в одном из заброшенных доков выход. К нему мы и спешим. Там я посажу тебя на корабль, корабельщик спрячет тебя до отправления, а дальше скатертью дорога. Я итак сделал для тебя все что мог.
Данила шмыгнул носом.
— Но скажи, Збыслав, зачем ты все это делаешь? Я тебе ведь не сват, не брат, не сестра и уж тем более не любовница. Так отчего ты возишься с отчаявшимся дураком, у которого даже смысла жизни больше нет. Бросил бы меня еще там, сказал и выгнал, но ведь нет…
— Верно говоришь, ты и правда дурак. Да, ты мне не сестра и, конечно, не любовница. Но ты славянин, брат по крови… и просто, человек, которому надо помочь. Не тешь себя надеждами, я совсем не добродетельный. Просто однажды подумал, если не я, то кто? Вот потому и маюсь с тобой, как с ребенком… Ты, если захочешь, и сам о себе позаботишься. Дуракам везет, а уж тебе-то везет вдвойне. Ты же умудрился сбежать из Императорского дворца, и пройти пол-Царьграда незамеченным ромейскими стражниками. Что же это, если не удача?
— Не знаю, — признался Данила. — Но скорее всего, мне просто не везет. Если бы я умер там, во дворце, то умер бы счастливым, или с надеждой на счастье. А теперь все, мосты сожжены, обратной дороги нет.