— Складно выражаешься, — хмыкнул Збыслав.
— Это я складно? — Махнул рукой Данила. — Слышал бы ты Северьяна…
Подземных ход казался бесконечным. Но, как и многие вещи, кажущиеся поначалу незыблемыми и вечными, он закончился. Впереди замаячила старая перекошенная дверь. На ней даже замка не было, так обломок щеколды кое-как подпирал ее изнутри. Земля под ногами становилась жиже и разлапистей. Сказывалась близость моря. Збыслав толкнул дверь, выругался. На голову посыпалась мокрая земля, вперемешку со всякой зеленой гадостью и гнилью.
— Заело, — тихо сказал Збыслав. — Давно не пользовались.
— Дай-ка я, — попросил Данила.
Поплевал на ладони, схватился за ручку, потянул. Ничего, дверь даже не сдвинулась с места. Действительно заело. Данила беспомощно оглянулся, заметив, что Збыслав еле сдерживается, чтобы не захохотать.
— Эх ты, растяпа! — Засмеялся он. — Сам не думал, что могу такое отколоть, но шутка получилась знатная!
— И в чем шутка? — Не понял Данила.
— В том, что дверь открывается наружу, — закончил тот.
— Шутник, — фыркнул русич, толкая дверь. — За такие шутки…
В лицо пахнуло рыбой и солью. Море уже чувствовалось, слышались зычные, мощные удары волн о крутой каменистый берег. Данила вылез первым, осмотрелся. Это был какой-то давно заброшенный дом, или склад, кто их нонче разберет. Единственный во всем Царьграде, он был выстроен из дерева. Стены кое-где прохудились, осели, крыша почти разобрана, лишь совсем гнилые балки беспомощно свисают, поскрипывая, отпугивая ворон. Пол под ногами был ровным слоем покрыт птичьим пометом. Данила фыркнул, попытался переступить, но переступать было просто некуда.
— Ну и дрянь! — Раздался недовольный голос Збыслава. — И дверь эта…
Он что было силы хлопнул, так что стены задрожали. Тут же земля под ногами заходила ходуном, что-то загрохотало и так же неожиданно смолкло.
— Ящер меня раздери, — тихо проговорил Збыслав, дергая дверь.
Та открылась. За ней была лишь грязная земля. Сотни, тысячи пудов мокрой грязной земли. Подземный ход перестал существовать по идиотской оплошности. Данила почесал затылок. Похоже, предупреждение старика Мойши отнюдь не было простой формальностью. Шуметь действительно, не стоило.
Они вышли из старого заброшенного дома, гуськом прокрались мимо высоченной стены, и уже смело влились многоликую разношерстную толпу, вяло текущую к порту. Кораблей было как грязи, от парусов рябило в глазах, голова шла кругом от обилия цветов и запахов. Збыслав шел уверенно, таща за собой Данилу, как куцего котенка-утопленника, чудом выбравшегося из воды.
Причал встретил их угрюмыми сонными лицами стражей-ромеев. Данила сглотнул слюну, потянувшись к мечу, но Збыслав остановил его. Один из ромеев подошел к путникам, вяло повел носом.
— Кто такие? Уж больно рожи у вас подозрительные?
— Я, начальник охраны Славянского квартала, — представился Збыслав. — Пришел проводить своего друга. Еще вопросы?
— Нет вопросов, — посторонился страж. — Одно дело выполняем. Счастливого пути.
— Ага, — отмахнулся Збыслав, быстро забыв услужливого ромея. Слишком уж тот был мягким. Настоящий стражник никогда бы себе не позволил такой разнузданной простоты.
Глава 56.
Корабельщик выглядел уставшим и недовольным. Хмуро поприветствовал Збыслава, кинул отстраненный взгляд на Данилу.
— Этот?
— Да, и чем раньше ты его увезешь, тем лучше.
Корабельщик угрюмо усмехнулся, поправляя на голове черную повязку. Глаза смотрели из под кустистых бровей подозрительно, сердито.
— Тронусь не раньше вечера, как закончу погрузку товара.
— Хорошо, даже отлично. Укрой его до вечера так, чтобы никто не нашел.
Збыслав подошел, хлопнул Данилу по плечу.
— Ну бывай, паря. Счастливого тебе пути.
— Лучше не надо, — бросил Данила, поднимаясь на корабль.
До поздней ночи он просидел среди бочек и мешков в вонючем, кишащем тараканами и крысами трюме. Теперь он понял, о чем говорил корабельщик Ишан, намекая, что лучше сидеть на палубе, чем в корабле. А здесь неприятно пахло плесенью, какими-то заморскими специями и рыбьей требухой. С палубы слышались голоса и ругань. Кажется приходили стражники, но корабельщик отшил их. Вскоре шумы на палубе стихли. От однообразного лежания затекли ноги. Данила попробовал сменить позу, но получалось еще хуже. Устроиться между мешками и бочками не представлялось возможным, поскольку свободного места попросту не было. Он и сам не понимал, как дотянул до вечера, но вдруг почувствовал, что корабль тряхануло. Потом открылась крышка люка и в трюм всунулась недовольная рожа корабельщика.
— Все, можешь вылезать, мы уже отплываем…
Так чудно и нереально было смотреть на удаляющиеся шпили оранжевых башен, белокаменных стен и бесконечных базаров. Люди по мере удаления, становились похожи на муравьев, потом вовсе слились в монотонную кашу, а вскоре попросту исчезли из вида. Лишь громада дворца Императора, да высокие башни еще долго маячили на горизонте, то исчезая, то снова появляясь, подобно миражам в пустыне. Вскоре вокруг осталась лишь бесконечная, колыхающаяся гладь моря, но потом и она скрылась в клубьях густого тумана. На мир черной траурной вуалью опустилась ночь.
Данила еще долго смотрел вослед уже исчезнувшему городу. В голове плавала сумбурная каша мыслей, всплывали образы, запомнившиеся лица. Город чудес, город из сказки. В этом городе похоронена Люта, в этом городе сгинул единственный верный друг. Данила остался совсем один, и это одиночество и молчаливое спокойствие моря угнетало больше всего.
К утру разыгрался шторм. Утлое суденышко бросало по волнам, как щепку, на мгновение Данила решил, что это и есть конец, конец всем проблемам и терзаниям. Но шторм стих. Русичу снова везло, только теперь он уже думал иначе, ибо везением бы посчитал скорую смерть. Но она отчего-то избегала встречи с ним, брезговала залежалым товаром.
Еще три дня Данила просидел на палубе, не отрывая взгляда от лазурного, сине-зеленого горизонта и подстать ему небу, блеклому, переливающемуся. Иногда он начинал путать, с какой стороны находится небо, а с какой вода. Тогда он смеялся, весело и беспечно, но снова замолкал, захваченный гнусными тяжелыми мыслями.