То, что еще совсем недавно казалось пустым, наполнилось смыслом. Воспринималось как необходимость, которая приходит в минуты крайней опасности, ибо нет большей опасности для человека, чем та, что расслабляет волю. Сил не станет, а ты держись!
— Вы чего, товарищ лейтенант? — услышал он голос Пахомова. Понял, что задумался вслух.
— Нормально, сержант, нормально. Держаться, говорю, нам надо.
— Это точно, — подхватил Пахомов.
Послышался шорох тростника. Вернулись оба Лени. Впереди, как всегда, Кузьмицкий, мастер он по болотам ходить, за ним — Асмолов.
— Чисто, товарищ лейтенант, — доложил Кузьмицкий.
— Берите прежде Стромынского. Маскировку не снимать, — приказал Речкин.
— Ясно, товарищ лейтенант, не первый раз замужем, — бодро отозвался Пахомов, машинально повторив одно из выражений Дениса Рябова.
Теперь, когда кончилось мучительное ожидание, появилась возможность действия, сержант оживился, с видимым удовольствием принял перемену обстановки. Тут же стал распоряжаться людьми. Кузьмицкому приказал выдвинуться вперед. Вести группу, выбирать дорогу, показывать проходы. Раненого Стромынского поручил заботам Галкина и Асмолова. Козлова оставил подле себя, чтобы вместе с ним нести командира.
До берега добрались благополучно. Остановились, чтобы передохнуть, отжать форму, слить воду из сапог, определить дальнейший маршрут. Определиться надо было, поскольку появился выбор. С одной стороны, они готовились к бомбежке, к артобстрелу, а в конечном итоге — и к возможной блокаде, которая могла затянуться. Об этом лейтенант говорил с Рябовым и Ахметовым, отправляя их на задание, ставя перед ними задачу добраться до Ольховки, до партизан и вернуться с помощью. На все это, учитывая расстояние, сложность обстановки, отводили дней пять-шесть. Не думали, не гадали, что немцы снимутся утром, уйдут так необыкновенно просто. Теперь получалось, что группа может или опередить своих посланцев, или нагнать их. В зависимости от маршрута, который они выберут.
К Ливонскому лесному массиву, к основной базе партизанской бригады «За Родину!», можно было пробираться двумя путями. Дорогой до Соти, а там и до цели рукой подать, как объяснил подпольщик Галкин, или через Ольховку. Заманчиво было двинуться к реке, этот путь короче вдвое. Но по берегам Соти идут оборонительные работы, причем дорога, как объяснил Галкин, идет не только лесом, в случае чего там и укрыться негде. Можно нарваться и на немцев, и на полицаев. К Ольховке идти, конечно, тяжелей, но лесом, под прикрытием зарослей. Появилась надежда нагнать Рябова с Ахметовым, если у них все в порядке. Если живы, не ранены. Заваруху они ночью устроили крупную.
Посоветовались разведчики, выбрали второй вариант дороги, то есть через Ольховку.
Лес, которым они шли, оказался сырым, осиново-березовым, с кочками, с множеством валежника под ногами. Идти по нему было сущим наказанием. Особенно вначале. То и дело обходили заросли кустов, через которые с носилками не продраться, огибали стволы многих упавших деревьев, что рогатились всеми своими ветками. Особенно донимали комары. В лесу их оказалось больше, чем в болоте, они клубились роем над каждым, лезли в глаза, в уши, в нос, мешая смотреть, слушать, дышать. Чтобы как-то уберечь раненых от комаров, разведчики прикрыли Речкина и Стромынского плащ-палатками, но, во-первых, эти маленькие кровопийцы забирались и под накидки, а во-вторых, солнце прогрело лес, припекло, от духоты раненым дышалось тяжело. Стромынский начал впадать в беспамятство. Бредить начал, рваться с носилок. Настолько, что пришлось его привязывать ремнями. В конце концов, вскоре после полудня, сделали привал. Самим отдохнуть, жару переждать. Ждали до четырех часов. Снова шли. Шли до захода солнца. На ночь остановились возле какого-то оврага.
Весь путь от болота до этого оврага Кузьмицкий нес с собою охапку корней каких-то растений. Как только остановились на ночлег, Леня нырнул в овраг. Когда же вернулся, объявил, что нашел родник. Корни были тщательно вымыты, тут же он принялся из разделывать. На вопрос Пахомова, что за бороду он тащил от болота, сказал, что борода эта целебная, корень аира, который помогает от многих болезней, в том числе способствует заживлению ран. «Ты скажи на милость, — откровенно удивился Пахомов, — я думал, в тех топях можно только яд добывать. Особенно после того, как они разворотили болото снарядами». Разговаривая, Леня чистил корни, крошил финкой белую сердцевину. Пахомов тоже принялся за дело. Вместе с Козловым набрали они сухих тонких веток для бездымного костра. Пока светло, пока не сгустилась темень. Колосов с Асмоловым сходили к роднику, принесли стылой воды. Кипятили воду, готовили отвар из аира. Омыли раненых. Дотемна успели и перевязать обоих, и напоить отваром, причем выварку аира, по совету Лени Кузьмицкого и при его участии, наложили на раны, густо пересыпав стрептоцидом. Леня сказал, что такая смесь не повредит, поможет и жар согнать, и вылечить.