Маятник часов постукивал, погоняя время, в лад его стуку другое слово забилось в голове: «связь».
Солдатов стал повторять это слово, пытаясь сосредоточиться на других мыслях, к тому, что было не додумано им ранее.
Людей к фронту они посылали в третий раз. Две группы пропали без следа. С уходом третьей группы в Ольховке появилась предательница Зотова. Она выследила партизан, немцы их уничтожили. Как уничтожили бы они деревню, не случись подоспеть разведчикам да полосухинцам.
Третья группа, скорее всего, до фронта не дошла. Немцы перехватили партизан. Кто-то из группы выдал явку в Ольховке. Не выдержал пыток.
Кто?
Почему немцы, направив своих карателей против партизан, ударили в направлении Кабанова? Видимо, им не удалось узнать координаты базы?
Солдатов стал жевать и жевать факты, пытаясь определить их взаимосвязь.
Комбриг перестал воспринимать звуки. Его не отвлекали ни голоса на партизанском кладбище, ни ход настенных часов.
К фронту послали троих. Двое — конники из отряда Полосухина Гуляев и Павлов — знали не только координаты базы, но и подходы к ней, проходы в завалах. Третий — подпольщик Касьянов, он из Глуховска, месторасположение базы не знал. Но он, как и остальные, знал о явке в Ольховке, куда они, или кто-то из них, должны были провести связных или связного фронта, случись им добраться до своих.
Судя по срокам появления провокатора Зотовой в Ольховке, явку в деревне выдал кто-то из троих. Скорее всего третий, подпольщик из Глуховска Касьянов, и вот почему.
За два года партизанской войны Солдатов не раз убеждался в том, что предательство не бывает частичным. Предатель не может что-либо утаить. Предательство вроде течи в плотине. Если образовалась, то вода уйдет вся, обнажив дно. В душе каждого человека есть нечто вроде плотины. Сдерживающее начало, помогающее человеку сохранить в себе человека. Проявил слабость, смалодушничал — образовалась течь.
Тот, кто рассказал немцам об Ольховке, знал, видимо, только о ней. Иначе каратели не ломились бы сквозь завалы в направлении Кабанова, нашли бы способ блокировать базу. Гуляев и Павлов, знавшие координаты базы, либо погибли, либо где-то укрылись. Касьянов попал к немцам, не выдержал пыток. Такое уже бывало не раз. Он же рассказал немцам о задании группы. Предают до конца.
Потому немцы и послали Зотову в Ольховку. Им надо было так подобраться к деревне, чтобы захватить партизан врасплох. И деревню им надо было спалить вместе с жителями, чтобы создать видимость обычной расправы. С тем, чтобы создать пустоту. На случай возвращения Гуляева и Павлова…
Оба партизана могли и погибнуть, такой исход Солдатов допускал. Тогда немцы могли бы подослать к нашим товарищам за линией фронта провокатора, агента, называй как хочешь, сути дела это не изменит. В таком случае немцы могли бы перехватить радиста. С такой целью им тоже было выгодно зарезать партизан, спалить деревню. Все, мол, шито-крыто.
Солдатов почувствовал вдруг такую усталость, от которой опускаются руки, становится трудно дышать. Резким движением он распахнул ворот гимнастерки, стал тереть горло, грудь.
Голова пухла от дум. О потерях. О той же связи, которой не было. О других заботах, которые растут и растут, как грибы после дождя. Из головы не шел разговор с Ханаевым. Не зря обеспокоен доктор. Болезнь Неплюева серьезная, несерьезно надеяться на авось. Надо какие-то другие усилия.
Какие?
Мысленно Солдатов все чаще и чаще возвращался к фронтовым разведчикам. Что там ни говори, а опыт у них огромный, если смогли они просочиться там, где немцы не оставили ни одной лазейки. Выделить разведчикам опытных проводников. Выделить лучших лошадей, чтобы значительную часть пути они проделали верхом. Это и облегчение, и экономия сил, времени…
Спать Солдатову в ту ночь так и не удалось. Он зашел за Грязновым, вместе они и появились у Речкина.
Лейтенант спал.
На базу раненого привезли накануне днем, в разгар боя партизан на лесных завалах. Прежде чем за раненого принялся доктор Ханаев, оба, комбриг и комиссар, поговорили с Речкиным. Только с их уходом врач осмотрел лейтенанта.