Лес.
Задумался Шутов. Для него за этим коротким словом многое видится. В лесу он скрывался, когда собственное хозяйство огню предал, уполномоченного убил. В лес бежали они с Лехой с Урала. Среди леса войны дождались. Теперь лес других укрывает, тех, кто приговоры выносит, против новой власти идет. Попробуй до них дотянутся. Весной экую силу собрали, лес все одно что гребнем прочесали, а результат? Нет результата. И покою нет. Потому как в лесу и болота, и чащобы. По себе знает Шутов, что такое лес, потому страшится его. Уверен — с ними Степанов, с теми, кто нападает. Сиди теперь, жди доказательств. Сколько ждать? И только он так подумал, оторопь Шутова взяла. Как же раньше его не осенило. Ждать не день, не два. Пошто всех троих в лес отправил, самому как быть? В лесу хватило бы двоих. Михайле Степанову еду носить надо, в сортир его, проклятого, выводить. Здоров Михайла, вырвется, оглоушит, поминай как звали.
Ночи в июне коротки, заря с зарею сходится. Но и темень наступает. Особенно в пасмурную погоду. Солнце скрылось, сразу зашторило свет. Лес вдали превратился в одну сплошную черную линию. Ни островерхих елей не различишь, ни крупноголовых берез. Ближний стог сена скалой надвигается. Журавль над колодцем вот-вот сорвется, побежит. Но больше всего кажется, что возле погреба, в котором заперт Степанов, идет какая-то возня. Выйти бы, посмотреть, как замок держится. Не может пересилить страх Шутов, к окну приник. Вспомнил о Саньке Борине. За мысль эту как за спасительную ухватился. Надо было с вечера позвать пацана, все не так жутко сейчас было бы. О том подумалось, что хорошие мысли не торопятся, с опозданием являются. Поторопился он, ох как поторопился с Михайлой. Да и то сказать, сколько ждал этого момента. Теперь бы утра дождаться. Утром можно будет Саньку за Лысухой в лес послать. Утро вечера мудренее, бог даст — все еще образуется.
И только он так подумал, явственно услышал хруст веток. Шутов так и обмер. Лицом к стеклу прислонился. Разглядел на заборе мальчишескую фигуру. Узнал Борина. «Господи, — произнес в сердцах, — дошли до тебя мои слова». Он видел, как подросток прыгнул с забора, глаз с него не спускал, пока тот шел к крыльцу. Санька собрался было стучать в дверь, Шутов открыл окно.
— Ты, Сань?
Понимал, что глупый вопрос задает, но и другого не нашлось. Испереживался он за это время.
— Я, Григорь Максимович, — отозвался Санька.
— Пошто в ночь?
— Дак дело привело, Григорь Максимович. Дядь Коля Лысуха из лесу раненый приполз.
— Как! — выдохнул Шутов.
Он из окна по пояс от такой новости высунулся. Из темноты кто-то схватил Шутова за грудки. В тот же миг староста потерял сознание.
«Коменданту г. Глуховска майору Паулю Кнюфкену
Настоящим сообщаю, что русским разведчикам вновь удалось уйти от преследования.
Произошло это по следующим причинам.
1. Русские разведчики не останавливаются перед крайними мерами. Среди русских разведчиков находятся фанатики-самоубийцы, которые остаются в заслоне. Вышеуказанные фанатики-самоубийцы отстреливаются до последнего патрона, подрывают себя связками гранат. Наше движение задерживается, мы несем потери.
2. Вместе с тем огонь на уничтожение русских разведчиков мы вести не можем, поскольку перед отрядом преследования поставлена задача захвата рации и радиста противника.
3. Характер местности не способствует выполнению задания.
В связи с вышеизложенным прошу помощи в организации преследования, а также в выделении дополнительных сил.
IV
Долгим выдался день для Колосова. Не только потому, что рано светает, поздно темнеет. День затянули ожидания.
В первой половине дня старшина долго ждал лесника. Уйти, не встретившись с этим человеком, Колосов не мог. Дом лесника единственная явка на пути поисковой группы к конечной цели. Только лесник знает, где теперь находятся партизаны. С насиженного места они поднялись и ушли еще весной, ведут бои с карателями.
Представить себе положение партизан Колосов может. С сорок первого года в разведке старшина, с тех пор, как дал слово держаться Речкина. Приходилось ему и пробираться тайно, и от преследования уходить. Зримо представлял обстановку старшина, в которой ныне оказались партизаны. Самому досталось. До сих пор в памяти холода да топи, ситуации разные, когда словно балансируешь на грани ножа.