Видно стало реку. Послышался крик филина.
— Пошли, — сказал Колосов, и они вновь тронули своих коней.
Выбрались на берег.
На месте домов стояли русские печи с дымоходными трубами, можно было разглядеть фундаменты, угольную черноту — и это было все, что осталось от хутора.
— Пусто, товарищ старшина, — доложил Ахметов.
Молчали разведчики. Каждый понял: немцы создают в прифронтовой зоне особый режим, чем ближе к переднему краю, тем этот режим строже, надежды на явки, видимо, нет и быть не может. Как нет и быть не может надежды на кого бы то ни было, отныне и до конца пути полагаться они могут лишь на самих себя. Восторга от осознания такого факта никто из разведчиков не ощутил, но и в панику, как отметил про себя Колосов, не бросился. Было, переживали худшие времена.
— Всем спать! — приказал старшина и первым направился в лес, под защиту елей, которые более других деревьев держат в ночи тепло.
На сон, на еду дважды команд не подают. Разведчики повалились и уснули сразу, как только подобрали место.
Старшина сел под пологом огромной ели, привалившись спиной к могучему стволу. Замер. Попытался сосредоточиться. Пытался представить, как бы в подобной обстановке действовал лейтенант Речкин. Вспомнил слова командира, последнее его напутствие. «Первое и наиглавнейшее, Коля, приказываю тебе остаться в живых, — сказал, прощаясь, лейтенант. — Карту и сведения доставить в штаб фронта в лучшем виде. Себя не обнаруживать. Надо — птицей обернись, пролети это расстояние, но сведения доставь. Стократ скажу и прикажу каждому: пробираться так, чтобы ни один немец не чухнулся». Лейтенант прощался с каждым в особинку, каждому что-то говорил. Видимо, то же, что и Колосову, потому как тяжесть раскладывалась на всех поровну.
Лес постепенно начал оживать. Лес полнился звуками. Шелестом, вздохами, птичьими голосами. Птицы, как всегда об эту пору, робко пробовали голоса, словно бы даже и стеснялись. По мере того как светлело небо, прибавляя розового цвета облакам, голоса птиц крепли, в посвистах прибывало уверенности.
Колосов прислушался к лесу, подумал о том, что теперь им, видимо, надо сменить маршрут, взять севернее. Этот путь длиннее того, который они наметили в отряде, но он казался старшине более надежным. Севернее и леса поглуше, и лесные массивы поболее.
Старшина поднялся, разбудил Пахомова. Колосов укутался от комарья в плащ-палатку, сразу же и уснул, наказав сержанту разбудить себя через два часа.
XXIV
— Ахметов, едрена вошь, слышишь, Ахметов?
— Чего ты?
— Господи, вставай же! Проспишь царство небесное!
— Ну.
— Ну-ну, дугу гну. Слышь, чего узнал-то?
— Говори, э.
— Командир наш уже здесь.
— Где?
— В госпитале, где же.
— Откуда знаешь?
— От верблюда. Я тут чудика одного встретил, в штабе он околачивается, от него и узнал. Самолетом нашего лейтенанта сюда доставили. Стромынского тоже.
— Хорошо, э.
— Ну, ты и валенок, Фуад.
— Какой валенок, да? Почему валенок?
— Какой, какой… Сибирский… Тупой.
— Чего говоришь, да?
— То и говорю, что до госпиталя здесь всего семь кеме.
— Чего?
— Того. Семь километров всего и ходу. В хорошем темпе. Час туда, там чуток, час обратно, соображаешь? Просто, как в кассе: отдал деньги, получи чек. Три часа всего делов-то. Зато командира увидим.
— Смыться хочешь?
— А что?
— Готовность объявлена, да.
— Три часа, говорю, делов-то.
— Отпроситься бы.
— У кого?
— Старшине сказать надо, да.
— Старшину беру на себя, понял? Ты пока разбуди ребят, организуйте кой-чего.
— Чего?
— Не с пустыми же руками в госпиталь попремся.
Не прошло и десяти минут, Рябов растолкал Колосова, стал усиленно искушать старшину.
Проспав почти двое суток, Денис поднялся раньше всех, «смотался», как он сказал об этом Ахметову, к хозяйственникам, обновил форму, получил в штабе документы, ордена, медали. Вернулся «при параде». Разбудил Ахметова. Уговорил товарища навестить командира.
Колосову говорил все то же. О том, что отдыхать разведчикам разрешено неделю. До госпиталя семь километров. Обернутся они часа за три.
Старшине хотелось увидеть Речкина. Но он понимал, что самовольный уход даже ради такой благородной цели чреват осложнениями. Немцы вот-вот должны были начать наступление. Объявлена готовность. В прифронтовой зоне установлен особый режим. В районе расположения штаба фронта тем более.
— Погоди, Денис, не дави на психику, — осадил старшина подчиненного. — Слишком просто получается.