Груздев встретил Логинова вопросом.
— Что выяснили?
— Гитлеровцы действительно перехватили группу Илья Николаевич, — стал рассказывать Логинов. — Партизан было трое. В перестрелке погиб все-таки один, а не двое, как сказал Элендорфен в первый раз. Второй умер во время допроса. Третий не выдержал пыток, рассказал о задании.
— Агенту известно хоть что-то о дислокации бригады?
— Нет.
— Ему можно верить?
— Гладышев считает, что вполне. Агент раскрыт в главном, ему нет смысла таиться в мелочах.
— Он проявил обстановку по Глуховску?
— Не так хорошо, как хотелось бы.
— Ему известно хоть что-то о группе Речкина?
— Нет, но о районе, из которого от Речкина получена радиограмма, он кое-что прояснил. Если бы посланцам Солдатова удалось добраться до нас, то партизаны ожидали бы своих товарищей и радиста в деревне Ольховка Сарычевского лесного массива, прилегающего к Шагорским болотам. Именно оттуда Речкин передал последнюю радиограмму. Судя по показаниям агента, гитлеровцы провели в Ольховке акцию. Они должны были захватить партизан, сжечь деревню, уничтожить жителей. Создать вакуум. С тем, чтобы лжепартизану, этому Элендорфену, легче было привести на условленное место наших посланцев и радиста.
— Вы думаете, группа оказалась в центре карательной операции гитлеровцев?
— Подобной возможности не исключаю, Илья Николаевич. Могли не выдержать, ввязаться в бой.
— Есть ли новые данные по Глуховскому подполью?
— Нет. Только сообщение об аресте Фосса. О нем я вам докладывал.
— Что намерены предпринять?
— Готовим новую группу для заброски в предполагаемый район действия бригады Солдатова.
Из письма начальника канцелярии штаба сто сорок третьей пехотной дивизии капитана Франца Кюпперса командиру отряда преследования капитану СС Отто Бартшу
16.06.43 г.
Письмо и другие документы обнаружены в планшете неопознанного офицера СС, погибшего во время налета партизан на гарнизон города Глуховска летом сорок третьего года.
«…Услуга за услугу, Отто. Посылаю тебе это краткое письмо-предупреждение потому, что появилась возможность переправить его с надежным человеком.
Подумай о том, что я тебе сообщу. Сделай правильные выводы.
Начальник вашего тылового района полковник Фосс арестован за махинации. На его место только что назначен Пауль Кнюфкен. Завтра должны последовать другие назначения.
Мой генерал в бешенстве. Этот старый вояка возмущен тем, что его боевой дивизии поручили выполнять работу «зажравшихся, — как он говорит, — разложившихся жирных тыловых свиней». Он уже отправил запрос на передислокацию дивизии.
Ориентируйся, дорогой Отто.
Мы стоим на пороге значительных событий.
Решай, что делать.
Мой тебе совет — держись города. В такое время лучше всего быть на глазах начальства…»
XV
— Слышь, Ахметов?
— Э.
— Правда, что у вас женятся по-темному?
— Почему?
— Откуда я знаю, люди говорят.
Ахметов не ответил. Он лежал недалеко от Рябова в укрытии из кустов, тростника, осоки, пристально вглядывался в сторону протоки. Их дело, по выражению Рябова, выгорело, канитель, как он сказал, удалась, они не только панику устроили, но и вовремя смылись. Настроение у Рябова поднималось заметно, как вода в половодье. Рябова просто-напросто распирало от желания говорить.
— Слышь, чего говорю?
— Э.
— Выходит, черт-те что подсунуть могут?
Ахметов молчал. Он не мог, как Рябов, переключиться на пустое.
— Представляю, — стал рассуждать Рябов. — Ты с нее покрывало снимаешь, а под ним такая холера, что не приснится в дурном сне. Правда, нет, Ахметов?
— Отстань, да, — сказал Ахметов. Ему время надо было, чтобы очухаться, прийти в себя.
Нежелание товарища отвечать на вопросы подхлестнуло Рябова.
— Ты скажи, так это или нет, — настаивал он на своем, но, не получив ответа, принялся рассуждать: — Девкам, конечно, хорошо, — заключил разведчик. — Подластилась к родственникам жениха — это они умеют, на тебе, пожалуйста, окрутили, охмурили. А парню как? Не чуял, не гадал — в ситуацию попал. Так, что ли?
— А у вас как? — не выдержал Ахметов.
— У нас? — охотно откликнулся Рябов. — Просто. Как в кассе. Отдал деньги, получи чек. Кому как повезет, — объяснил он. — Бывает так, что хуже не придумаешь. У нас одному — вот умора — алименты присудили, а он ее ни ухом, ни рылом не ведал.